Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Холера между тем проникла и в Джарскую область и делала свое опустошительное дело. Сильная смертность заставила Сергеева поставить войска на широких квартирах и прекратить крепостные работы. Вот этой-то минутой, когда войска, уменьшенные наполовину, стояли разбросанными по саклям, и решили воспользоваться джарцы. Снова гонцы их понеслись в Дагестан, приглашая всех во имя Аллаха дать помощь угнетенным и побежденным единоверцам.

В закатальских мечетях, в домах некоторых старшин и почетных жителей – везде устраивались сходки и толковали о нападении на русских. К счастью для нас, между заговорщиками не было согласия. Одни, опасавшиеся упустить время, советовали ночью напасть на наш ослабленный отряд и вырезать его, не ожидая прихода дагестанцев; другие, напротив, требовали непременно подождать дагестанцев, не уверенные в своих собственных силах. Это дало Сергееву время собрать отряд снова на Закатальских высотах, а больных поместить в самой крепости или в балаганах, наскоро огороженных завалами; караулы были усилены, часовые удвоены. Тяжелые минуты переживал отряд, которому день и ночь приходилось быть начеку, в ожидании нечаянного нападения. Но время шло, а никаких проявлений восстания не было, – Сергеев опять мало-помалу стал успокаиваться.

Так прошел август; холера ослабела, хлеба были убраны, а вслед за тем начались и тревожные известия. 14 августа партия лезгин кинулась на тушинское селение Чиго, но, встреченная ружейным огнем пограничного кордона, повернула назад. Тушинский пристав князь Челокаев, находившийся в пятнадцати верстах от места нападения, бросился наперерез хищникам, но те успели проскакать, и дело ограничилось только ружейной перестрелкой. В другой раз, 1 сентября, лезгины напали уже под самыми Лагодехами на батальонного адъютанта Грузинского полка поручика Каханова, который вез с собой большую сумму казенных денег. Ехал он в сопровождении конвоя из местной милиции. Юзбаш селения Боженьяны с несколькими грузинами скакал впереди и первый наткнулся на партию. Выдержав залп, грузины бросились в шашки и заставили хищников бежать, покинув на месте схватки восемнадцать бурок и множество хурджинов с провизией. Эти два случая, показавшие ясно, что в Дагестане, на наших границах, держатся шайки и что на глуходарские общества слишком полагаться нельзя, очевидно, служили только прелюдией к дальнейшим кровавым событиям – и они не замедлили. В середине сентября в Закаталы разом прискакали два гонца – один из Анцуха от князя Вачнадзе, другой из Джармута от Сосия Андроникова. Оба они извещали, что 13-го числа сам Гамзат-бек, сопровождаемый сотней отборных гоцатлинцев, прибыл в Мукрак и объявил призыв к оружию. Массы конных и пеших людей стали стекаться под его знамена. Встревоженные джармутцы сами просили Андроникова выехать как можно скорее, не ручаясь за его безопасность. Гамзат-бек действительно отрядил уже конный отряд захватить русского пристава – и если Андроников успел ускользнуть благополучно, то только потому, что сами джармутцы, полюбившие добродушного князя, составили ему конвой из трехсот шестидесяти наездников, которые сопровождали его до самых ворот Белоканского редута. В Джарии закипела тревога.

Тифлисский военный губернатор генерал-адъютант Стрекалов, командовавший, за отсутствием Паскевича, войсками в Грузии, не рассчитывая уже на Сергеева, сам прискакал в Закаталы, чтобы лично удостовериться в положении дел и принять соответствующие меры. То, что он увидел, должно было наконец убедить его, что гроза недалеко. Как раз в это время случилось происшествие, которое рельефно обрисовало перед ним и настоящее положение вещей и отношения к нам жителей: адъютант Паскевича князь Яссе Андроников, заведовавший кордонной линией, объезжая посты, заночевал около Катех в селении Мацехи; с ним было десять донских казаков и человек шестьдесят конной милиции. Ночью, когда все спали, сто человек лезгин налетело на деревню. Джарский конвой, не сделав ни одного выстрела, бежал – и казаки остались одни: пять из них было убито, остальные вместе с грузинским князем Баратовым, сопровождавшим Андроникова, захвачены в плен; сам князь спасся только благодаря хозяину сакли, который спрятал его на потолке; но все походное имущество его попало в руки неприятеля. Наскоро осмотрев деревню и не найдя Андроникова, лезгины сочли его бежавшим и удалились в горы.

Получив об этом известие, Стрекалов потребовал в Закаталы дивизион нижегородских драгун с двумя орудиями из Царских Колодцев, а между тем сам с ротой ширванцев двинулся в Мацехи. По всей дороге встречались ему вооруженные всадники, которые ехали то поодиночке, то целыми толпами. Проезжая по улицам деревни к дому, где ночевал Андроников, он видел также вооруженных людей, которые, казалось, чего-то поджидали и имели такой подозрительный вид, что при осмотре дома Стрекалов счел нужным приказать своему конвою принять все меры предосторожности. На другой день, во время сбора джамата, те же вооруженные толпы замечены были по всей долине, на которой стоял наш лагерь. Стрекалов заметил старшинам, что если эти люди имели правильное понятие о духе русского правительства, то никогда не явились бы с таким вооружением на призыв начальства. По поводу поступка с Андрониковым было произведено строжайшее следствие, выяснившее, что нападение произошло не без участия жителей, так как катехский старшина Рамазан-Тунуч-Мусалы-оглы в ту же ночь бежал в горы вместе с семейством; оказалось также, что пограничные караулы, содержимые мацехцами, стояли оплошно, а может быть, и с умыслом пропустили партию и что конвой, сопровождавший Андроникова, бежал без выстрела. Стрекалов приказал арестовать и предать суду не только оплошный караул и конвойных, но и всех тех старшин, которых еще после первого возмущения приказывал арестовать Паскевич и которые до сих пор оставались на свободе.

Усилив отряд Сергеева дивизионом драгун и двумя ротами Грузинского полка, прибывшими из Мухровани, Стрекалов 14-го числа возвратился в Тифлис. Для ограждения Кахетии поставили на Ковалевской переправе через Алазань роту ширванцев со взводом артиллерии, а на Урдобской – два эскадрона драгун с одним орудием, – под общим начальством командира Нижегородского полка подполковника Доброва. На третью переправу, к монастырю Степан-цминде, где в феврале переходил Паскевич, направлен был весь казачий Александрова полк, за которым в резерве стала донская казачья батарея. Если бы всех этих сил оказалось недостаточно, Стрекалов имел в виду сформировать еще особый отряд и самому привести его на помощь к Сергееву.

События между тем шли вперед чрезвычайно быстро. 15 сентября передовые толпы Гамзат-бека появились уже на горах, верстах в пятнадцати от Белоканского редута, а ночью конная партия, отделившаяся от них, нагрянула на самое селение. Войска в редуте слышали выстрелы и крики, но не могли дать помощи, так как сами ежеминутно ожидали нападения, и партия, разграбив армянских купцов, ушла безнаказанно.

Гамзат-бек не пошел, однако, далее. Он послал сказать джарцам, что не спустится с гор, пока не увидит среди них дружного восстания и не получит аманатов. Участь Ших-Шабана научила его осторожности. Сергеев придвинул к Белоканам отряд подполковника Доброва – дивизион драгун и роту ширванцев с тремя орудиями, а к Катехам для наблюдения за неприятелем выдвинул батальон пехоты, также с тремя орудиями и казаками, под командой подполковника Платонова. Вместе с тем он потребовал, чтобы сближены были войска и из Грузии; но последнее не было сделано своевременно, вследствие одного непредвиденного никем обстоятельства. В то время как Гамзат-бек уже стоял на наших границах и из Белокан по вечерам можно было наблюдать за бесчисленным рядом его костров, озарявших окрестные горы, – вдруг из глубины Дагестана, от нескольких враждебных нам до сих пор обществ, явились депутаты с просьбой о принятии их в русское подданство. Объяснить этот загадочный факт было возможно единственно лукавой манифестацией, придуманной горцами; но, к сожалению, Сергеев и на это дело взглянул иными глазами. Обласкав старшин, он отправил их назад с богатыми подарками и стал поджидать аманатов. Он до того уверился теперь, что Гамзат-бек, не имея за собой поддержки в Дагестане, не осмелится спуститься с гор, что сам отказался от присылки войск из Грузии, находя свои силы слишком достаточными, чтобы удержать в повиновении местное население. В этом самообольщении Сергеев даже не заметил, как жители Катех, Мацехи и даже из Джар целыми толпами стали переходить в стан Гамзат-бека. Сергеев спохватился поздно, когда об аресте главных коноводов, – чего так добивался Паскевич и требовал Стрекалов, – нечего было уже думать, потому что мятеж кругом закипел в полном разгаре. Гамзат-бек между тем занял Катехи. Там он принял аманатов от всех отдалившихся от нас селений и затем отправил их в Дагестан, объявив жителям, что останется у них зимовать, и приказал поставить укрепление в Старых Закаталах, возле мечети, где был убит генерал Гуляков. К решительным действиям он не хотел, однако, приступать, пока не подойдут к нему последние подкрепления, а в ожидании их разрешил производить частные набеги на плоскость.