Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

Тео помедлила с ответом, подыскивая правильные слова.

– Ты заявил перед всем светом, что я для тебя – прекрасна, – пробормотала она наконец.

– Ты и в самом деле прекрасна. И не только для меня.

Слезы снова навернулись ей на глаза, но она сумела их сдержать. Джеймс же привалился к двери, как король пиратов, – каковым он и являлся. Но выражение его лица было озорным и в то же время нежным.

– Я всегда думала, – сбивчиво заговорила Тео, – что ты полюбил меня, когда потерял зрение в двенадцать лет. Потому что тогда ты не мог меня видеть.

Брови герцога взлетели на лоб.

– Глупости! Я полюбил тебя намного раньше.

– В самом деле?

– Да. Это случилось, когда умерла моя мать. Ты пришла ко мне той ночью. Разве не помнишь? Ты все еще спала в маленькой кроватке в детской, а меня переселили в кровать побольше, в соседнюю комнату. Ты пришла ко мне в спальню, как только няня ушла спать, и забралась ко мне в постель. А я тогда долго плакал.

– Я об этом забыла, – сказала Тео, теперь начиная припоминать.

– Но знаешь, почему я в тебя влюбился? – Глаза Джеймса смеялись.

Тео отрицательно покачала головой:

– Понятия не имею.

– Потому что ты принесла мне в постель восемь носовых платков. Восемь! И еще столько же платков попозже. На следующий день я почувствовал, что способен жить.

Тео с улыбкой пробормотала:

– Я всегда готовилась заранее к любой неожиданности.

– Ты прекрасно знала меня, Дейзи. Всю жизнь ты была моей путеводной звездой, ключом к моему сердцу. Я потерял тебя на некоторое время, но… – Джеймс выпрямился и подошел к жене. – Но если я снова потеряю тебя, то не вынесу этого.

– Не потеряешь, – прошептала она, привлекая его к себе.

Один из знаменательных моментов, которые Тео – или Дейзи, как муж упорно ее называл, – помнила всю свою жизнь, наступил позже, той же ночью.

Они устало распростерлись на постели. Одна из простыней, как обычно, свисала с кровати; а волосы герцогини были всклокочены с одной стороны. Герцог жаловался, что потянул мышцу в левом бедре и это, мол, ее вина, потому что «ни один мужчина не способен изогнуться подобным образом».

Тео поцеловала мужа и открыла ему секрет, который хранила в своем сердце, пока не удостоверилась наверняка.

– Зато ты, – заявила она, – будешь самым замечательным отцом – лучшего этот ребенок не мог бы иметь.

Джеймс, судя по всему, не находил слов. Он молча смотрел на жену некоторое время, затем сел, откинувшись на спинку кровати, и осторожно привлек Тео к себе, накрыв своими огромными ладонями ее живот.

Когда же она, счастливая, прильнула к его плечу, он, к ее величайшему удивлению, запел. Голос его не имел ничего общего с тем изумительным тенором, которым он обладал когда-то. Это был голос человека, покорявшего волны, и в нем ощущался пьянящий аромат греха и бренди.

– Танцуй со мной, – пел Джеймс, – до конца жизни.

Он прервал песню после этой фразы и прошептал жене на ухо:

– Это значит, что мы с тобой будем идти вместе по жизни, а может, и после этого. – Он поцеловал Тео в нос и снова запел, нежно прикрывая ладонями ее пока еще плоский живот. – Веди меня в танце к нашим детям, ждущим момента появиться на свет, – пел герцог.

Тео с трудом сдержала слезы и запела вместе с ним; ее чистое сопрано сливалось с его хриплым – но ох, таким прекрасным! – басом.

– Танцуй со мной, – пели они вместе, – до конца жизни.

Это была первая из множества песен, которые Джеймс спел для их с Тео первенца.

А потом он пел и для второго ребенка, и для третьего, и для четвертого, появлявшихся один за другим. Дети знали, что их отец не любил петь, но они знали также, что если их мама просила его… Что ж, папа никогда не мог ей отказать.

Так эта дружная семья – пират и герцогиня, герцог и художница, мужчина и женщина – вместе шли по дороге жизни, далеко не всегда гладкой, но долгой и счастливой.