Луна в мышеловке - Грушенька Светлова

язычок. Мне придумать для него какое-нибудь наказание, как думаешь?

– Я никогда не скрывала своего отношения к тебе!

– Разве? – Виктор подошел к постели вплотную. Ее розовые сосочки затвердели просто от его приближения, а когда он провел кончиками пальцев по ее голому плечику, сжались в крепкие бутоны. Впрочем, плечом она тут же дернула. – По-моему, ты постоянно пытаешься выдать желаемое за действительное, но у тебя довольно плохо получается.

– Хочешь, чтобы еще раз повторила на русском, что думаю о тебе и твоих методах?

– Нет, твой скудный запас обсценной лексики я уже выучил наизусть даже на грузинском, – мужчина скучающе вздохнул. – Ничего впечатляющего. Я имел дело с девицами похлеще – и ничего, превращались во вполне себе милых нежных кошечек, когда мне этого хотелось. А вот с тобой я собираюсь поговорить совсем о другом.

Аккуратно расслабив галстук и вновь закатывая рукава рубашки, Виктор присел на край кровати рядом с Маргалит.

– О чем же? – попыталась откатиться от него она, но мужчина наклонился, опираясь о постель за ее спиной и как бы приобнимая ее на уровне талии.

– Тебе довольно быстро стали снижать дозу препарата, который поддерживает амнезию. Ты уже вспомнила кое-что и должна вспоминать что-то новое постоянно. Только что мне стали известны некоторые факты о тебе… о твоей жизни в прошлом, о твоем детстве… – Виктор заметил, как девушка в его ловушке напряглась, сглотнула, опустила глаза и вспыхнула. – Но твое прошлое меня нисколько не интересует, Маргалит. Мне гораздо любопытнее, в каком таком сговоре ты состояла со своей сестрой, Лали Орбелиани. Я все равно это выясню, но чистосердечное признание упростит взаимопонимание.

– С-с моей сестрой? – Маргалит быстро вскинула встревоженный недоверчивый взгляд.

– Нда… – Виктор кивнул и погладил тыльной стороной ладони ее шейку, постепенно спускаясь к груди. – Это важно для меня, поэтому я немного помогу тебе с этим. Вы с ней родные сестры-близнецы. Ваша мать умерла во время родов. Вас обеих удочерили. Только она выросла в благополучной семье, а тебе повезло намного меньше. Ты росла в семье своего родного дяди, а он не отличался ни добротой, ни щедростью, ни сдержанностью. Все же вы с сестрой как-то нашли друг друга и встретились… Возможно, подружились. И вот ты оказалась на ее месте, здесь, рядом со мной. Я хочу знать как и почему.

Вчитываясь в эмоции на ее лице, мужчина склонился ниже, убрал в сторону черные змеи волос, мазнул пальцем по капельке спермы на ее груди, растер между большим и указательным пальцем, затем коснулся ее нижней губы, как бы ставя метку. Девушка нахмурилась, усиленно пытаясь что-то вспомнить в его жарких объятьях, а, возможно, просто поспешно придумывала, как вновь обвести его вокруг пальца. Вот этого он уже никак не мог знать. Во всяком случае, губку она инстинктивно облизнула и упрямо замотала головой.

– Я ничего не могу сказать точно. Воспоминания приходят урывками. Я толком не могу их объяснить и расшифровать. Ты прав. Тот человек, что меня воспитывал, не был ко мне добр. Меня, кажется, вообще никто не любил там, где я родилась и прожила все детство. Единственное, что я помню… я должна была встретиться с кем-то вместо Лали…

– С кем именно? – рука Виктора скользнула вдоль ее спины вниз, к попке, погладила ее разгоряченные ягодицы, пальцы коснулись вибратора, заставив девушку неловко поежиться.

– Обязательно делать это сейчас, во время разговора? – вспылила она, сглотнув и пытаясь перевернуться на спину. Сцепленные за спиной руки мешали ей сделать это как следует, и было ужасно неудобно, к тому же Виктор был так близко, что дышать стало невозможно от накатившей волны жара. Его пальцы метнулись к подбородку, фиксируя и не позволяя отвернуться.

– Мне нужно знать, кто это был, Маргалит. С кем ты встречалась вместо Лали? – Нотки металла в его голосе не предвещали ничего хорошего. На игру это было мало похоже.

– Я-я… помню красивый дорогой автомобиль, темно-синий, спортивный… – нехотя выдала она бессвязные обрывки очередных воспоминаний. – Он подъехал, когда я вышла на улицу, будто подкарауливал неподалеку.

– Ты села в него?

– Д-да… но я не должна была… Человек в нем был опасен. Меня должен был встретить кто-то другой, но я ошиблась… села не в ту машину.

– Вот как… Что же случилось после этого?

– Я… не помню его лица, но его слова меня испугали. Он сказал, что если я ошибусь и не сделаю чего-то, то буду отвечать за это головой. И… говорил еще много страшных вещей.

– А потом?

– Потом просто высадил на улице и обещал следить за каждым моим шагом.

На несколько секунд Виктор склонился ниже, и Маргалит показалось, что он и сам не прочь ее убить. В его глазах полыхало зеленое пламя, дыхание щекотало губы, а пальцы больно стиснули ее сцепленные за спиной руки, высвобождая из них крепко зажатый украденный ключик. Только вместо очередного выпада она услышала звон наручников и вдруг поняла, что свободна.

Первым порывом было вырваться из зоны его воздействия, оттолкнуть, отползти, но она почему-то не смогла. Нет, на этот раз мужчина вовсе не удерживал ее насильно. Она лежала, откинувшись назад и опираясь о локти, а он просто нависал сверху, опираясь о постель руками.

Скользнула по нему взволнованным взглядом. Брови сведены, глаза чуть сощурены и смотрят прямо, цепко и пронизывающе, красивые губы сжались в линию – суровый, прямо мороз по коже… и греховно красивый, как всегда… Небесно-голубая рубашка на груди расстегнута, мощные плечи и руки напряжены, на виске надулась и пульсирует маленькая жилка.

Сглотнула, опустив ресницы, и не стала никуда убегать. Вместо этого подалась навстречу. Повинуясь порыву, потянула Виктора за галстук и скользнула губами по его горячим губам, нежно прося поцелуя.

– Что это значит, Маргалит? – спросил настороженно и сурово, глядя на свой галстук в ее тонких пальчиках.

Он, кажется, и правда был зол. Подозревал ее… не доверял… Что ж, пусть тоже почувствует, каково это, оказаться в чьей-то ловушке и не понимать, что происходит.

– Догадайся сам, что это может значить. Ты же у нас гений проницательности. – Приподнялась на локтях и вновь коснулась его губ своими – на этот раз более смело, влажно и сладко, обжигая его губы кончиком языка.

Заметила, как кожа на его щеках и шее полыхнула красным, а взгляд еще больше потемнел. Конечно, ему не нравилось, когда ему дерзили и когда его дразнили, но что поделать, если у нее не получалось постоянно изображать покорность.

– Я не буду спрашивать дважды, – прорычал ей в губы.