Игра Люцифера. Как один человек раскрыл "глобальный заговор", вышел из тюрьмы и стал миллионером - Брэдли Биркенфельд

Кевин Даунинг держал меня на крючке, но это совершенно меня не волновало. Я все еще был на свободе и чувствовал себя последним оставшимся в живых после перестрелки. Я с удовлетворением смотрел, как мои бывшие боссы в UBS один за другим падали со своих насестов и банк был вынужден навсегда отказаться от своего самого грязного бизнеса. С моей точки зрения, ему пришлось заплатить слишком маленький штраф. Однако с точки зрения цены акций он огреб по полной и его высокомерные боссы с трудом пытались не потерять свои отвисшие челюсти. Вкладчики забрали из банка свыше 200 миллиардов долларов. Опционы, принадлежавшие высшим руководителям, были привязаны к цене акций и теперь практически ничего не стоили (я продал свои акции давным-давно, когда все еще было в порядке). Банк навсегда утратил репутацию заведения, в котором можно открыть секретные номерные счета. Ни один американец больше никогда не обратился бы к UBS, чтобы прокатиться на удобном лифте к его шикарному хранилищу. И я знал, что на этом плохие новости не закончатся. Банк проводил свои мошеннические схемы во многих странах, и теперь их правительства видели, как Америка возвращает обратно свои деньги. Франция и Германия уже проснулись и начали собственные расследования. UBS оказался в сердце урагана, получив лишь небольшую передышку. Однако край урагана уже показался на горизонте, и все обещало стать намного хуже.

В мае Даунинг наконец связался с моим адвокатом Дэвидом Майером и поделился с ним печальными новостями. Судя по всему, его невероятные оправдания закончились и он не знал, как помучить меня подольше. Суд Южного округа Флориды установил окончательную дату слушания вопроса о моем приговоре — 21 августа 2009 года и отказался предоставлять дальнейшие отсрочки. Даунинг никогда прежде не позволял закону влиять на его собственные действия, но у него кончились боеприпасы. Для нас это означало еще три месяца ожидания, однако мы ждали оглашения этой судьбоносной даты почти целый год.

— Ну что, пришло время, — сказал я Майеру. — Пора драться.

За день до назначенной даты я упаковал небольшую сумку и сел на самолет, летевший в Форд-Лодердейл. Я знал, что не задержусь там. Моя судьба уже была решена прогнившей системой.

Это был идеальный день для казни.

Казалось, Форт-Лодердейл в августе располагается намного ближе к Солнцу, чем любая другая точка Земли. Ряды гостиниц вдоль линии пляжа блестели так ярко, что на них было больно смотреть, а дороги мерцали, как миражи в пустыне. На пальмах не шевелился ни один лист, в воздухе висел запах испарений, смешанный с морской солью, а пляжи из белоснежного песка были почти пустыми из-за жары. Однако все это не имело для меня никакого значения. Для меня существовал только судья Уильям Злох.

В тот самый момент, когда Злох вышел из совещательной комнаты в зал суда, я понял, что был абсолютно прав, когда подал магистрату Зельцеру свое признание: «Виновен по всем пунктам». Злох был высоким человеком с каменным подбородком, глазами, зелеными, как у ящерицы, и порядочной копной белых волос. Перед началом заседания я провел небольшое расследование и узнал, что он был нападающим в команде университета Нотр-Дам по американскому футболу и лейтенантом ВМФ в конце войны во Вьетнаме. У него была репутация угрюмого эгоиста, даже ближайшие соратники называли его упертым властолюбцем. Лайза Эрроувуд, старший партнер в фирме Дэвида Майера, называла Злоха «настоящим засранцем». Он любил припечатывать своими язвительными репликами и ответчиков, и адвокатов.

В судебном зале Злоха встретились два противоборствующих лагеря. Слева перед судьей стояли мы — я, мой адвокат Дэвид Майер и один из его местных помощников. А справа расположились представители «правительства», как называл их Злох: Кевин Даунинг, Джеффри Нейман и третий прокурор, Майкл Бен-Ари. Я не до конца понимал, что там делает Бен-Ари, возможно, Даунинг не хотел, чтобы представителей противника было больше, или ему нужен был кто-то, кого можно было бы посылать за лимонадом.

Свидетелей в зале не было — они и не нужны на суде Линча. Галерка зала была заполнена представителями СМИ, но единственным дружелюбным наблюдателем был мой брат Дуг, пришедший меня поддержать. Он стоял за мной, я чувствовал потоки его энергии, понимая, что как бы ни повернулось дело, он не сможет сказать в мою защиту ни слова.

Разбирательство открылось без клятв говорить правду и только правду. Говорить предстояло в основном Кевину Даунингу и его помощникам, и суд по умолчанию считал, что правительственные прокуроры не лгут.

Перед началом заседания свои ходатайства судье направили и Даунинг, и Дэвид Майер. Даунинг отослал длинное письмо, в котором просил о немалом тюремном сроке для меня. В письме он заявил, что после подачи моего заявления о признании виновным он обнаружил следы многих других моих преступлений. Некоторые преступления я совершил вместе со своим соучастником Марио Стагглом (мне не удалось исключить Марио из этого разбирательства, поскольку его имя уже было названо в признании Оленикоффа). Даунингу было легко превратить Марио в Доктора Зло, поскольку он не мог появиться в зале суда и защитить себя. Когда Злох спросил Даунинга, как тому удалось сделать все эти открытия, тот невозмутимо сказал:

— Об этом нам рассказал сам мистер Биркенфельд.

Злох выслушал все это, не моргнув глазом. Думаю, что вы уже заметили, что всякий раз, когда кто-то спрашивал у представителей правительства, как им удалось взломать секретные коды швейцарских банкиров, ответ был один: «Брэдли Биркенфельд».

Дэвид Майер представил нашу просьбу вместе с пачкой писем от моих «фанатов». Это были не простые чудаки или умники-блогеры, начитавшиеся Financial Times, а влиятельные люди из правительства, хорошо знавшие, о чем они говорят. Первое письмо было от сенатора Карла Левина (документ 5):

«Мистер Биркенфельд установил контакт с подкомитетом, представил свои показания и документальную информацию, связанную с его работой в качестве частного банкира в UBS в Швейцарии… В ходе расследования, проводившегося подкомитетом в течение 14 с лишним месяцев, мистер Биркенфельд добровольно давал дополнительные комментарии и представлял подкомитету документы… Информация, предоставленная мистером Биркенфельдом, была точной и позволила подкомитету начать расследование деятельности UBS».

Иными словами: «Без него мы бы не справились, так что оставьте его в покое».

Второе письмо, адресованное судье Злоху, было написано Робертом Хузами, директором подразделения комиссии по ценным бумагам, отвечавшим за исполнение требований законодательства корпорациями:

«Я хотел бы предоставить суду информацию о Брэдли Биркенфельде, которую суд может посчитать важной для рассмотрения в связи с вынесением приговора мистеру Биркенфельду».

Хузами детально описывал мои постоянные и добровольные действия, связанные с изобличением банка. Он рассказывал о моих встречах с представителями комиссии по ценным бумагам и о том, как все это привело к успешному гражданскому иску против UBS. Он писал, что все это не позволило банку и дальше нарушать федеральные законы о ценных бумагах и что комиссия смогла получить в качестве компенсации убытков 200 миллионов долларов.