Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

На обратном пути в Комптон Пауэрскорт почти все время смотрел в окно, ведя дискуссию с самим собой. Когда, при каких чрезвычайных обстоятельствах позволительно нарушить закон? Не есть ли это сейчас его прямой долг ввиду непосредственной угрозы порядку и собственности, да и самой жизни людей? Можно ли преступить некие юридические нормы Британии ради защиты юридически столь же твердо определенных гражданских прав многих и многих британцев? Поезд свернул на юго-запад. Пауэрскорт мысленно перебирал моменты, когда перед лицом непоправимой беды приходится действовать вопреки параграфу. Небеса знают, что в Индии им с Джонни Фицджеральдом неоднократно случалось идти на подобные нарушения. И как всегда, столкнувшись с изначально неразрешимой философской или юридической проблемой, мысли сами собой изменили направление.

Пауэрскорт задумался о том, куда он повезет Люси, когда все это кончится. Решил — в Санкт-Петербург. В этот построенный на воде город, отделанный по-европейски, дабы совершенно изменить культуру русской знати. В город, который был возведен как великий социальный эксперимент, призванный коренным образом переделать национальное сознание. Вспомнился Зимний дворец и прочие громадные петербургские дворцы, с таким количеством комнат, что порой сами владельцы не успевали за всю жизнь заглянуть в каждую, и с обилием покорных нищих слуг, подносящих к хозяйскому обеду по восемь блюд изысканной французской кухни.

На полу в гостиной Ферфилд-парка была разложена большая карта графства, и Джонни Фицджеральд сосредоточенно изучал схему комптонских железнодорожных линий. Леди Люси сидела у камина, все еще бледная, но уже не столь слабая, как при отъезде мужа. Пауэрскорт нежно поцеловал ее и весело взглянул на карту Джонни.

— Для тебя, Фрэнсис, на каминной полке два письма, — сообщил друг. — Оба из Лондона.

— Вижу, что задал я тебе задачку, Джонни.

— Угу, — отозвался Фицджеральд. — Когда ты попросил узнать насчет экстренных поездов в канун юбилея и наказал мне постараться на случай взрывов, я сообразил, что у тебя на уме. Взорвав подъездные пути, мы задержим, не допустим сюда составы с толпами гостей, стало быть, здорово сократим размах зловредной римской затеи. Так сказать, не позволим вылить из бутылки все вино. Я выяснил про поезда, наметил по карте подходящие пункты. Если не помешать, прибывшие в канун Пасхи паломники заполнят все городские гостиницы, все окрестные пансионы и летние деревенские коттеджи. Хоть не сезон, но в Комптоне на Пасху не останется ни одной свободной каморки.

— Нет, Джонни, — помрачнев, сказал Пауэрскорт, — хватит нам взрывать рельсы. Достаточно мы повозились с динамитом в свое время. Я по дороге сюда много думал об этом. — Он подошел к сидевшей Люси и обнял ее за плечи. — Допустим, поезда мы остановим, но весть о возвращении старой веры нам не остановить. Католики здешнего кафедрального собора наверняка заранее постарались широко распространить столь радостную новость. Возможно, подготовлены и триумфальные сообщения в церквях. Возможно, в самом Риме сотрудники Коллегии пропаганды готовы объявить о падении цитадели еретического англиканства. И даже если мы предупредим людей, нас могут не послушать или неправильно понять. Я не хочу брать на душу гибель невинных богомольцев, чье единственное преступление — согласие или даже желание участвовать в пасхальной мессе. Я не люблю высоких слов, но нам, призванным раскрывать и пресекать злодейство, негоже по ночам тайком устраивать диверсии.

Пауэрскорт замолчал. Решись они, взрывы бы прогремели ночью в пятницу, Страстную пятницу. В тот скорбный день, когда Христос принес свой крест на скалу казней под названием Голгофа, и был распят на этом кресте, с табличкой «Иисус из Назарета, Царь Иудейский», и, омочив уста протянутой губкой с уксусом, проговорив «Свершилось!», испустил дух. А они с Джонни в полуночной тьме этой пятницы скакали бы на лошадях по всей округе, взрывая железнодорожные пути…

Рука леди Люси скользнула вверх и накрыла ладонью лежащую на плече руку мужа.

— Да знал я, Фрэнсис, что в конце концов не будем мы тут поезда крушить, что не пойдешь ты на такую штуку, — сказал Джонни.

— И я была в этом уверена, — тихо добавила леди Люси, — я даже предлагала Джонни пари, только он отказался.

— Приятно в очередной раз убедиться, что оба вы знаете меня гораздо лучше, чем я сам, — улыбнулся Пауэрскорт. — Кстати, в голове ни единой мысли по поводу дальнейших действий. Ну, почитаем-ка чертовы письма.

Джонни аккуратно свернул огромную карту, в углу которой Пауэрскорт заметил штамп с предупреждением о личной принадлежности сего предмета начальнику станции в Комптоне. Карта, конечно же, была одолжена стараниями уговорившей отца Энн Герберт. Знал бы начальник местного узла, зачем понадобилась его схема железных дорог!

— Так, от архиепископа Кентерберийского, — объявил Пауэрскорт, вытаскивая из конверта элегантный почтовый листок. — «Благодарю вас за письмо… Основой моей позиции неизменно являются узы братства и личной дружбы со всеми епископами, со всем духовенством англиканской церкви…»

— Еще бы старый греховодник обошелся без своих дружков, — не преминул вставить Джонни.

— Читаю дальше: «Зная Джарвиса Мортона без малого двадцать лет, нахожу абсолютно неправдоподобным какую-либо его причастность к акции, о которой вы сообщаете. В обычном случае я просто бросил бы ваше письмо в корзину, ибо подобные послания, плоды расстроенного воображения, обильно уснащают ежедневную почту всякого архиепископа. Однако из уважения к вашей высокой репутации я навел справки в Комптонской епархии и уверяю вас: нет ни единого свидетельства в поддержку ваших странных утверждений…»

— Финал особенно хорош, — сказал Пауэрскорт. — «Я непременно внесу вас в перечень тех персон, за которых молюсь по вторникам. Искренне ваш…»

— По вторникам? Эх, Фрэнсис, не повезло — сегодня-то четверг. Крепись, может, уж как-нибудь дотянешь до следующей недели.

— Тебе не кажется, Джонни, что у главы англиканства расписание наподобие армейских дежурств? Понедельник — вознесение молитвы за грабителей, вторник — за душевнобольных, среда — за мелких воришек, четверг — за богохульников, пятница — за мошенников, суббота — за убийц, воскресенье — за еретиков и безбожников. Лестно, конечно, очутиться в списках лиц под столь высоким духовным покровительством. Среди вторничных психопатов. Утром в среду смотри внимательней, Люси, наверняка заметишь улучшение.

Леди Люси, бросив ему ласковый взгляд, ободряюще улыбнулась:

— У тебя есть еще одно письмо, Фрэнсис. Вдруг все-таки не безнадежно?

Пауэрскорт вскрыл конверт.

— Начало вдохновляет, — сказал он. — «Премьер-министр не сомневается в достоверности затронутой вами общественной проблемы…» — Пауэрскорт пробежал глазами второй абзац. — Так, несколько общих сентенций в том же духе… Черт! Черт их подери! Премьер-министр, видите ли, не знаток пасхального обряда, а потому призвал для консультации своих коллег. И слушайте, что пишет мне его личный секретарь Макдоннел: «Боюсь вас огорчить, но заседание кабинета не обнаружило единства мнений. Министр внутренних дел счел дело прерогативой церковного руководства, а поскольку архиепископ отказывается принимать ситуацию всерьез, предложил вообще снять вопрос с повестки дня. Юридические советники правительства полагают невозможными какие-либо действия до совершения преступления; к тому же затрудняются указать конкретные законодательные акты, положения которых будут нарушены. Главный эксперт по церковному праву в настоящий момент путешествует в Пиренеях, и связаться с ним невозможно. Лорд-канцлер предложил передать данный казус на рассмотрение Юридической комиссии при Тайном совете, но члены ее соберутся лишь через неделю после Пасхи. Министр финансов, с его глубоким интересом к вопросам религии (и ничему иному), уверен, что иерархи двух христианских церквей сами разберутся между собой. Короче говоря, лорд Пауэрскорт, вы провалились в одну из зияющих трещин несокрушимого единства Церкви и Государства. Примите мои соболезнования. Позвольте выразить надежду, что вы сами сумеете как-нибудь, без кровопролития, уладить комптонский инцидент. Шонберг Макдоннел».