Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

С Романом Примеро связывали общие поиски, общались же эльф и Преступивший по необходимости и, как правило, наедине. Чародей предпочитал не появляться на люди (а также на эльфы) в обществе высокого ясноглазого либера, но в своем доме старался быть гостеприимным.

Огромный полугоблин, состоящий при особе Примеро в качестве виночерпия и наглядного свидетельства того, что фигура, которая велика, может являться дурой, зажег странную лиловую свечу, наполнил кубки и вышел. Разведчик ждал, когда заговорит чародей, последний же явно соображал, с чего начать.

Примеро поднял кубок и посмотрел на собеседника.

— За встречу, Звездный Дым! — Примеро, как мог, давал понять, что история с кувшинками не более чем досадная случайность. Это было почти извинением, и Роман его принял.

— За встречу, — вежливо повторил бард, пригубив вино. Примеро не посрамил своей славы знатока — лучшего напитка не было даже у Архипастыря, о чем эльф и сообщил со всей откровенностью.

— Что же, ты сам дал мне повод расспросить тебя о твоих похождениях.

— Помилосердствуйте. Я охрип, полночи рассказывая о том, что видел. Если меня вывернуть наизнанку, и то я не смогу добавить ничего нового.

— Я и не спрашиваю тебя о недавних событиях. Ты бывал в Кантиске и Таяне раньше. Лет сто назад, если не ошибаюсь?

— В Кантиске. В Таяну меня никогда не заносило.

— Наблюдая настоящее, мы можем судить о прошлом. Как думаешь, Марко похож на своих предков?

— Ямборы были сильными королями с самого начала, — ушел от ответа Роман. — А похож ли Марко на предков? Думаю, не во всем. Предки смотрели на Арцию, Марко — в горы и в море.

— Расскажи об Аррое и герцоге Тарски.

— Аррой… — Роман замялся. Описывая Рене, он вторгался в очень тонкую сферу. Проще всего было сказать, что адмирал Аррой — мужчина и вождь в лучшем смысле этих слов. Однако такое признание могло вызвать у Примеро ревность, что было бы весьма не ко времени. Вовремя вспомнив старого Анна, называвшего ручную лисичку Плотвичку не иначе как «рыжей, остромордой, длиннохвостой плутовкой, пугающей кур», Роман попытался дать эландцу пространную, но не задевающую чувств Примеро характеристику: — Герцог Аррой не слишком молод, но до старости ему далеко. Он прекрасный воин и неплохой военачальник. Кроме того, эландец надежен, умен, держит данное слово. Иногда он бывает жесток, но в обаянии ему не откажешь…

— Теперь герцог Тарски.

— Это очень просто. Представьте себе человека, равного Аррою почти во всем, но при этом его полную противоположность…

1

Он с трудом открыл глаза и увидел выцветшее раскаленное небо. Хорошо, что он лежал на спине, — упади он лицом вниз, ему не хватило б сил перевернуться, а так он мог смотреть вверх. Человеческие глаза не вынесли бы льющегося сверху безжалостного света, но ему это доставляло лишь небольшие неудобства. Куда меньшие в сравнении с дикой пульсирующей болью, рвавшей переломанное и искалеченное тело. Но даже эта боль была ничто в сравнении с осознанием конца.

Еще утром они были живы, сильны, веселы и уверены в себе; они мчались вперед с нетерпеливым восторгом, предвкушая быструю, красивую схватку и блестящую победу, которая на какое-то время развеет обыденность. Он явился последним — не смог отказать себе в удовольствии провести ночь перед битвой с нежной красавицей, которую видел в первый и, как оказалось, в единственный раз…

Налетевший порыв сухого горячего ветра всколыхнул седую траву, невиданные серо-серебристые метелки склонились над самым лицом — тонкие нити на фоне обжигающей бесконечности. Второй порыв ветра оказался сильнее, пушистая кисть мягко коснулась щеки и вновь выпрямилась. Он провожал ее взглядом, пока мог, — повернуть голову было свыше его сил. Потом опять ничего не происходило. Тот же льющийся с бесцветного неба жар, та же боль, то же бессилие. Он знал, что умирает, и хотел, чтобы это случилось скорее, но смерть все не приходила.

Затем откуда-то сверху раздалось странные мелодичные крики. Сначала едва слышные, они приближались, и наконец над ним поплыла стая больших белых птиц. Таких он никогда прежде не видел, так же как не видел этой седой пушистой травы. Стая была не столь уж и велика, но он не смог сосредоточиться и пересчитать птиц. Почему-то ему казалось очень важным знать, сколько же их там, в небе. Белокрылые, с длинными вытянутыми шеями, они летели четким, красивым строем, каждая занимала какое-то свое, лишь ей одной принадлежащее место. Будь он здоров, счесть небесных летуний не составило бы труда, но он умирал; и мысль о том, что ему никогда не узнать, сколько птиц проплыло над ним в его последний час, была непереносимо мучительной. А они улетали, плавно и безжалостно, уменьшаясь на глазах, таяли в слепящем беспощадном сиянии, а он не мог даже вздохнуть…

Рене проснулся сразу. Как от сигнала. За окном чернело бархатное летнее небо, усеянное крупными, тревожными звездами, одна внезапно сорвалась и покатилась вниз, оставляя за собой сверкающую полосу. Месяц Лебедя — месяц Падающих Звезд, так его раньше называли в Эланде. Адмирал встал и перебрался к окну, поближе к звездам; сердце колотилось, словно он пробежал весу[55], а то и две, и причиной, конечно же, был проклятый сон. Рене Аррой сны видел редко и еще реже запоминал. От природы несуеверный, Счастливчик упорно не признавал предчувствий, предсказаний и вещих снов. В юности он просто жил, жил жадно, страстно, не загадывая на завтра, ежедневно рискуя, ввязываясь в самые невероятные авантюры, которые только могли прийти в голову.

…В первый раз это случилось по дороге в Идакону. Он так же вскочил среди ночи, до мельчайших подробностей помня приснившийся сон. Сон, наполненный предсмертной тоской и грустными птичьими криками. Тогда Рене точно так же сидел, уставившись невидящими глазами в небо и ничего не соображая. Все было спокойно, позади — приключения, в трюме — богатая добыча, впереди — долгий путь домой — на сей раз они забрались так далеко, что при самом удачном ветре им предстояло проболтаться в открытом море не меньше месяца. И вдруг этот ночной кошмар…

Разумеется, Счастливчик никому ничего не рассказал, но все последующие дни в глубине души ожидал беды — шквала или, наоборот, полного штиля, встречи с ортодоксами, а то и с атэвами, но удача не собиралась отворачиваться от своих любимчиков. День проходил за днем, и капитан взял себя в руки и посмеялся над своими предчувствиями. Плавание закончилось благополучно, но когда они пришли в Идакону… Рене слишком хорошо помнил это — смерть семьи, свалившиеся на голову незнакомые и неприятные обязанности, скороспелая, неизбежная женитьба, дни и ночи, заполненные до отказа делами. Урывая несколько часов для сна и словно бы проваливаясь в бездну, он переживал самую черную в своей жизни полосу, убивая в себе отважного бродягу, искателя чудес. Лишь в одном Счастливчик смалодушничал — запретил себе высчитывать, не совпал ли его сон с приходом в Идакону таинственной заразы, косившей тех, в ком была хоть капля крови Арроев.