ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - Игорь Симбирцев

Отмечают и политический аспект этой реформы и переименования службы госбезопасности Советской России. В январе 1922 года на Генуэзской конференции мировое сообщество смирилось с существованием в мире социалистической России, преобразованной вскоре в СССР, и кровавый шлейф истории ВЧК с Гражданской войны начинал ленинские власти тяготить.

При перестройке советской спецслужбы к началу 1922 года необходимо было и кадрово зачистить ряды бывшей ЧК, избавившись от массы осевших здесь дилетантов из «профессиональных революционеров», части случайных чекистов из хаоса Гражданской войны, особо отличившихся в зверствах за годы жизни ЧК. А также от наиболее непримиримых фанатиков в чекистских кожанках, не приемлющих «отступлений от революции» в духе политики НЭПа, не понявших лозунга отказа от мировой революции немедленно, не смирявшихся с урезанием огромных прав ЧК и приторможением «красного террора» в стране.

Сам Дзержинский, оставленный во главе и нового ГПУ, смирился с новым положением дел, обратившись к подчиненным чекистам с воззванием о том, что на одной преданности революции и смелости дальше не уехать, а необходимо учиться работать по-новому и укреплять профессиональные качества в политическом сыске. Он подавил в себе желание до последнего отстаивать необходимость сохранения прежней ВЧК с косметическим ремонтом в ней, начав исполнять указания руководства партии о перестройке своей госбезопасности и чистке ее рядов.

И чистка действительно началась. Именно поэтому недолго после переформирования спецслужбы в ГПУ поруководивший ее управлением на Украине Василий Манцев оказался за бортом чекистской системы. Бывшего начальника контрразведки в ВЧК и начальника Украинской ЧК Манцева сначала в связи с критикой его левацких взглядов отозвали из Харькова (тогда столицы Украинской ССР) с назначением в коллегию ГПУ в столице. А затем плавно и с благодарностями сплавили на работу в Рабоче-крестьянскую инспекцию, а в 1937 году ему одним из первых «дзержинцев» припомнят его левацкий уклон и «покритикуют» в подвале из нагана. Очень скоро из ГПУ убрали и бывшего первого зампреда ВЧК Якова Петерса, чьи экстремистские взгляды и близость к Троцкому уже ни для кого во власти не были секретом. Поэтому же не нашли в новом ГПУ места и Мартину Лацису, издатель журнала «Красный террор» и идейный адвокат жестокостей ВЧК тоже был переведен на другую партийную работу.

Сменивший Петерса на посту первого заместителя Дзержинского в ВЧК Иосиф Уншлихт тоже в ГПУ продержался недолго, будучи направлен на работу по снабжению Красной армии. И бывший в коллегии ВЧК одним из самых жестоких экстремистов Эйдук, и в противоположность ему один из наиболее либеральных поборников соблюдения законности Ландер, и кровавый «палач Кавказа» Атарбеков, и «первая дама» ВЧК Яковлева, и другие наиболее заметные в годы Гражданской войны чекисты понемногу в районе 1922 года систему госбезопасности были вынуждены покинуть.

Некоторых в 1922 году откровенно убирали с формулировкой «за злоупотребления служебным положением в ЧК», как бывшего уполномоченного ВЧК по всему Северному Кавказу Георгия Трушина, направленного работать в управление шоссейных и грунтовых дорог подальше от спецслужб. На Трушина сами сотрудники ЧК в 1921 году написали жалобу, когда он под видом вербовки сделал своей любовницей некую Шишковскую, а затем дважды пытался пристроить ее разведчицей в ИНО (наткнувшись на противодействие Менжинского), в конце концов своей властью выдал Шишковской греческий заграничный паспорт и позволил ей эмигрировать за пределы СССР. Когда Трушина все же изгнали, хотя за него перед Дзержинским лично ходатайствовали Ворошилов и Микоян, за компанию из ЧК выгнали и пожаловавшегося письменно на него в ЦК партии чекиста Хундадзе – за то, что «вынес сор из чекистской избы».

От иных деятелей ЧК со скандальным шлейфом за ними уже просто необходимо было избавляться. Как от считавшегося фанатиком даже среди своих председателя Донской ЧК Станислава Турло – одного из организаторов казачьего геноцида на Дону и проводника политики Троцкого на полное уничтожение донского казачества. Турло еще в 1920 году за его излишнюю ретивость и постоянные споры с комиссарами Красной армии вынуждены были с Дона убрать в среднеазиатскую ссылку, переведя начальником Ферганской ЧК. Но Турло и здесь сопровождали постоянные скандалы, в 1921 году он в ссоре был ранен выстрелом из револьвера собственным подчиненным по ЧК, объявленным затем психически нездоровым. Только в 1924 году коллеги убедили скандального чекиста Турло уйти из ГПУ по собственному желанию, он тоже пошел на хозяйственную должность и написал на досуге книгу «Шпионаж» о происках против Советов белогвардейской разведки. По тексту этой книги уже можно составить представление о ее авторе. Она полна рассуждений Турло о том, что на тайной войне спецслужб нет места сентиментальности и морали, что нельзя с неблагородством врага пытаться бороться более благородными методами и что нельзя оплакивать даже невинных жертв в этой борьбе – на войне шпионов все как на настоящей войне. В 1938 году Турло в числе многих таких экстремистов из бывшей ЧК арестован, осужден за участие в тайной троцкистской организации и в 1942 году окончил свой жизненный путь в лагере под Красноярском. Он сгорел в такой же топке размашистых репрессий, к которой сам громче других призывал, и его наследники в НКВД по его заветам наверняка не плакали над очередной жертвой этой большой рубки леса.

Многих рядовых сотрудников прошлой ВЧК тоже не брали в новое ГПУ. Так новый начальник Крымского управления этой службы Реденс мотивировал чистку сотрудников бывшей Крымской ЧК тем, что там было очень много разложившихся за годы «красного террора» и войны, особенно из не отличавшихся никогда дисциплиной матросов Черноморского флота. Кроме того, не секрет, что по итогам объявления властью Ленина новой экономической политики многие ультрареволюционеры, троцкисты или такие разложенные революцией морячки сами добровольно и демонстративно выходили из рядов ЧК. Некоторые откровенно левые и яростно революционные чекисты уже с 1921 года писали рапорты о выходе из ЧК и прямо мотивировали это своим несогласием с политикой НЭПа, считая ее отступлением перед контрреволюцией и предательством тех идеалов, за которые они сражались в годы Гражданской войны. Дзержинский в 1922 году признавал свою горечь от того, что уходят по этим мотивам из ВЧК и выходят из партии проверенные и стойкие бойцы с дней первых чекистских кожанок 1917 года, прошедшие зачастую многие фронты и окунувшиеся во всю грязь и кровь «красного террора». Но при этом, верный генеральной линии партии, Феликс Эдмундович приказал своим кадровикам немедленно удовлетворять такие прошения о выходе из ЧК и из партии, невзирая на прошлые заслуги, и отправлять разочаровавшихся беспартийных в распоряжение военкоматов для дальнейшего назначения.

По его распоряжению в Наркомат путей сообщения был отправлен бывший член коллегии ВЧК и начальник ее следственной части Пинес в 1922 году. Узнав, что бывший чекист Пинес на новом месте запросил себе за заслуги перед революцией огромное по тем временам жалованье в 500 миллионов рублей (это даже по тем инфляционным временам очень большая сумма), Дзержинский лично написал подчиненному гневное послание с упреками: «Я все-таки привык в Вас видеть чекиста, а не нэписта, который думает только о себе, и Вам после стольких лет работы в ЧК как-то не к лицу занимать нэповские позиции».