Ярость и разрушение - Дженнифер Ли Арментроут

— Конечно, не думала, — он отвернулся, и бутылка с водой смялась в его хватке. — Это ведь твоя фишка, верно? Всегда думаешь о себе.

Лёд пропитал мою кожу. Я сказала ему это у домика на дереве, после всего произошедшего с Мишей. Я сказала ему, что я эгоистка, и Миша был прав. Зейн сказал мне, что это неправда.

Отступив, я попыталась дышать сквозь то, что изливалось из меня, но это было глубоко укоренившимся и подавляло всё, что я чувствовала от него.

— Чёрт возьми, — прорычал он, бросая бутылку с водой на диван.

Бутылка отскочила от подушки и упала на пол. Он запустил руку в волосы, потянув их назад.

— Нам нужно закончить этот разговор.

Я стояла, опустив руки.

— Не знаю, о чём я думал сегодня. Почему я сказал тебе всё это, — сказал он очень усталым голосом. — Сегодняшняя ночь была ошибкой, и мы должны забыть всё это.

— Да, — услышала я свой шёпот.

Его взгляд метнулся ко мне, и его челюсть напряглась. Он улыбнулся, но это была совсем не та улыбка, которую я знала.

— Хорошая новость в том, что нам больше не нужно беспокоиться о том, что мы будем отвлечены, потому что это… это больше не повторится.

ГЛАВА 24

Следующие два дня стали отстойными по множеству причин.

Само собой вся эта экскурсия по музею была отменена, и не только из-за того, что произошло между мной и Зейном, но и потому, что казалось неправильным идти на неё после смерти очередного Стража. Тем не менее, это не останавливало прилив разочарования всякий раз, когда я думала об этих несбывшихся планах.

Каждую ночь охота за Предвестником была нудной — неловкой и напряжённой скукотищей. Мы не находили даже Одержимых демонов. Я предположила, что это не совсем плохая новость, поскольку ни один Страж не был убит, но это означало, что мы ни на йоту не приблизились к обнаружению Предвестника.

Это также означало, что у нас Зейном было много свободного времени без поддразниваний, без игривых препирательств или долгих разговоров о его клане или о том, скучаю ли я по общине. Зейн не был груб со мной; он был отстранен и совершенно недосягаем во время наших тренировок и поисков Предвестника. Всё было сугубо… профессионально между нами, и хотя это помогало во время тренировки с повязкой на глазах, мне было очень грустно. Если быть честной, моё сердце разрывалось на части.

Я ничего не чувствовала от него через связь. И крошечная, эгоистичная часть меня была благодарна, потому что я хотела забыть то скользкое чувство стыда, которое было результатом моих собственных действий, даже если они и были ненамеренными.

Я будто бы чувствовала Зейна по нитям связи, но его там не было, и я задавалась вопросом, будет ли так отныне. Мы были связаны узами до самой смерти, которая, как мы надеялись, наступит не очень скоро.

Кроме того уже довольно долго между нами отсутствовала лёгкость, товарищество и веселье, которое между нами тут же возникало как только мы оказывались в обществе друг друга. Довольно долго я оплакивала потери, которые привели к тому, что Зейн стал тем, кем он был для меня, а он был больше, чем просто Защитник, и больше, чем просто мой друг.

Казалось, было уже слишком поздно осознавать, что притворство не остановило мои чувства к нему. Как и мой дурацкий, неисправный мысленный ящик. Всё, что мне удалось сделать, это скрыть свои эмоции. Ящик с именем «Зейн» был вскрыт, и всё, что я чувствовала к нему, вывалилось наружу, рассыпалось по мне. Это был беспорядок, который я просеивала каждую ночь после возвращения в квартиру.

Я так и не объяснила Зейну, что имела в виду, говоря о правиле «никаких поцелуев», и почему стремилась его установить. Я так и не сказала ему, что он далёк от «развлечения». Что мы с ним — это не он с Лейлой. То, что я чувствовала к нему, не имело ничего общего со скукой или стремлением к физическому освобождению, а было связано с желанием слишком многого из того, что мы не могли иметь.

Зейн не стал поднимать эту тему. Это стало чем-то, чего мы не признавали, но что оставалось стеной, воздвигнутой между нами. На следующей неделе после того, что я теперь называла «Трин-идиотская ночь» или «ТИН» для краткости, я проснулась всё ещё нездоровая, но смирившаяся. Может быть, это было к лучшему. Мы не могли быть вместе.

И не будем.

Я закрутила влажные волосы наверх, воткнула в них заколку, схватила телефон и надела очки. Когда я босиком вошла в гостиную, Зейн лежал на диване. Он не поднял глаз, когда я направилась на кухню.

— Доброе утро, — пробормотала я, открывая холодильник и хватая газировку.

Зейн пробормотал примерно то же самое, когда я села за остров, полагая, что он объявит, когда захочет начать обучение.

— Гидеон уже едет, — сказал Зейн после долгого молчания. — Говорит, у него есть для нас новости.

Я оглянулась и посмотрела на его затылок.

— Он выяснил, что это за шипы?

— Не знаю. Думаю, через несколько минут мы это выясним.

Зейн встал и, не сказав больше ни слова, исчез в спальне.

У меня сдавило грудь. Так было теперь почти каждое утро. Повернувшись обратно к острову, я начала кусать ноготь большого пальца, уставившись на свой телефон. Джада не ответила мне после того, как я позвонила ей из парка. Я не знала, что и думать. Я чувствовала себя виноватой, плохой подругой, потому что действительно ею была. Похоже, я и вправду была эгоисткой, не зря же Миша обвинил меня в этом, а Зейн напомнил.

Сдвинув очки на макушку, я разблокировала телефон и быстро набрала сообщение:

«Прости, что меня не было рядом. Я скучаю по тебе».

Я нажала «Отправить», но быстрого ответа не ожидала, поэтому, когда я увидела, как маленькие точки появлялись, а затем исчезали, прежде чем появиться снова, меня чуть не вывернуло наизнанку. Через несколько секунд пришёл ответ Джады.

«Мне тоже очень жаль».

В груди образовалась пустота. Точки снова появились. Она всё ещё печатала.

«Я знаю, что тебе пришлось нелегко. Я пытаюсь понять, но это сложно не только мне, а всем нам. Мне нужно было поговорить с тобой. Не только о Мише. Я должна была убедиться, что ты в порядке. Так поступают друзья. Ты не позволила мне быть рядом с тобой. Я пыталась на