Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

Направляясь к «роверу», где уже сидел его шеф, сержант Трой посмеивался про себя. Руки ею были заняты двумя упаковками фруктовою льда, только-только из фризера. Он все покачивал головой в веселом недоумении, пока усаживался на водительское сиденье.

— Благодарю, — сказал Барнаби, потянувшись за упаковкой. — Это как раз то, что мне сейчас требуется.

— А? Ну да… — Трой, который обе порции купил для себя, поневоле одну отдал шефу. Ту, что ему нравилась меньше. — Говорят, этот лед самый вкусный.

— Надеюсь, я тебя не очень ограбил, Гевин? Над чем потешаться изволишь?

И Трой стал объяснять:

— Внизу торчит старый бродяга. Хочет подать жалобу. Сидел он себе на тротуаре, рядом лежал драный полиэтиленовый пакет со всем его барахлом. И тут подходит к нему один шутник и говорит: «Я представляю супермаркет „Сэйнсберис“. Хотите пенни за свой мешок?»[52] Кидает монету и уносит с собой все, что старый пень имел в жизни. В приемной все просто уписались от смеха!

— Вот как… И теперь ты будешь считать, что день удался?

— Еще бы! — откликнулся Трой и с наслаждением отхватил большой кусок замороженной вишневой газировки.

— Ладно. Ты здесь не для того, чтобы прохлаждаться. Быстренько доедай, и поехали.

— Есть, шеф. — Трой доел, смял упаковку, засунул ее за коробку передач и включил зажигание.

Их попросили заранее, чтобы в офис Колпортской компании, где трудилась Бренда, они вошли с заднего входа, но задняя дверь оказалась заперта. Заглянув поверх кружевной занавески, Барнаби увидел помещение, которое, вероятно, служило одновременно кухней и комнатой отдыха для сотрудников. Их впустила девушка, вытирающая полотенцем только что вымытые руки.

— Простите. Мне было поручено вас встретить, но…

Она проскользнула мимо них и открыла дверь в следующую комнату с высоким потолком. Там размещалось несколько столов и — в самом конце — кассовый аппарат, возле которого стоял человек.

— Сейчас предупрежу управляющего, что вы уже пришли.

Отпустив посетителя, мистер Марчбэнкс, похожий на человека-спичку кисти Лаури[53], с гривой лимонных кудряшек, мутно-зелеными, как ошпаренный крыжовник, глазами и трепетно-влажным, словно камбала, рукопожатием, принял их в главном офисе.

— Я был уверен, что вы захотите обсудить ситуацию там, где нас не потревожат, — провозгласил он, привлекая внимание к табличке на стеклянной двери. С их стороны на ней значилось: «Открыто». — Правда, надеюсь, что…

— Мы постараемся не отнимать у вас много времени, — прервал его Барнаби. — Начнем?

Он сел за пустующий стол, и в этот момент из-за двери с табличкой «Кадры» вплыла монументальная особа. Не женщина, а надгробный памятник. Огромного роста, широкоплечая, с усиками над верхней губой, густотой способными посрамить зубную щетку «Орал би». Управляющий представил ее полицейским как Триш Трэверс.

Оба выглядели подобающе удрученными, но не ввергнутыми в бездны печали. Даже мистер Марчбэнкс, который предположительно души в Бренде не чаял.

— Сокрушительное известие! — произнес он, устремив пристальный взгляд на вялые руки, как будто собирался «обрезать ногти свои» в знак скорби, подобно пленницам из Второзакония. — Все у нас пребывают в шоковом состоянии.

— Понимаю, — кивнул Барнаби. — И очень ценю вашу готовность помочь.

Трой взобрался на высокий табурет у кассовой стойки, положил на нее блокнот рядом с ежедневником и взглядом знатока произвел смотр местных дарований. Их было четверо (Адольфа в юбке в расчет не берем), разной степени аппетитности.

Во-первых, малышка, которая их впустила. Настоящий пончик, кругленькая, с длинными ресницами и морковного колера челочкой. Очень ничего. «Челочка, — подумал сержант Трой, — всегда добавляет женщине сексуальности».

Еще одна так себе: светло-каштановые, уныло обвисшие крылья волос, цвет лица — как у пола из телерекламы, пока не испытавшего на себе волшебной силы патентованного моющего средства, и длинный острый нос. Сойдет, если вам нравятся афганские борзые.

Что у нас дальше? Недовольное, измученное лицо. Неухоженные руки. Масса бижутерии. Плюс привычка постоянно кривить рот и часто моргать.

Зато последняя — чистое очарование. Высокая, с медной, как у него, шевелюрой. На вздернутом хорошеньком носике — большие модные очки в черепаховой оправе. Стройные длинные ноги (одна закинута на другую) убраны под сиденье стула. Одно слово, лакомый кусочек. Такая только взглянет, а у тебя уже тесно в штанах.

Он дождался, когда затемненные стекла блеснут в его направлении, и послал ей сверкающую, откровенную улыбку. Она явно оценила это, потому что чуть приоткрыла губки, свежие и влажные, как только что помытые вишни.

— Для нас было бы очень полезно, — объяснил старший инспектор, — побольше узнать о прошлом и личной жизни мисс Брокли. Мне известно, что девушки очень часто…

— Вы имеете в виду женщин вообще, я полагаю? — прервала его особа с неухоженными руками.

— Совершенно верно, — подтвердил Барнаби. — Прошу прощения. Так вот, женщины нередко склонны делиться с коллегами тем, что никогда не станут обсуждать с членами семьи. И я подумал, может, Бренда…

Наступило тягостное молчание. Барнаби на глазок оценил температуру в комнате. Она не обнадеживала. Старший инспектор и раньше подозревал, что стерильный образ жизни Бренды, каким он виделся ее родителям, указывает на крайне замкнутую личность, не склонную к общению с окружающими.

— Ее здесь, кажется, все любили?

— Сказать, что все, будет, пожалуй, слишком сильно, — с заминкой произнес мистер Марчбэнкс.

— Но сказать, что не любили, тоже нельзя, — торопливо возразила пышечка из счетного отдела, которую, как оказалось, звали Хэзел Грэнтли.

Все дружно и громогласно ее поддержали, после чего снова возникла томительная пауза.

Барнаби понимал их коллективную дилемму, не то чтобы вовсе ему незнакомую. Многие из тех, кто не боится злословием ранить самолюбие живых, опасаются говорить дурно об умерших, которым, по сути, уже все равно.

— Должен ли я понять так, что никто из вас не был близок с Брендой?

Невнятные отрицательные возгласы подтвердили его опасения. Никто не смотрел ему в лицо, люди прятали глаза. Нет, среди них у Бренды не было друзей.