Иррационариум. Толкование нереальности - Дмитрий Лукин

За ним волочился старый исхудавший плед.

– Проходите, – зевнул мальчишка. – Только Антона нет. Он со вчерашнего дня не появляется.

Мирослава зашла в маленькую комнатку, у стены стоял пыльный просевший диван, рядом – комодик. И пара рассохшихся стульев у мутного окна.

– И где же Антон?

– Не знаю. Мы поговорили с будущими нашими родителями – хотя, правильнее сказать, с будущими бабушкой и дедушкой… – мальчишка хмыкнул. – Староваты они для мамы с папой. В общем, после этого Антон и исчез.

– Как исчез? Убежал?

Сергей пожал плечами.

– Мы пришли домой вместе. Я на минуту вышел на кухню, вернулся – его нет. Двери закрыты. Изнутри.

– Он не хотел, чтобы вас усыновляли?

– Наоборот. Хотел больше меня. Говорил, что надоело жить в сарае, как отбросы. Над ним какие-то девчонки смеялись в городе, дворнягой обозвали. А нам ведь тут всегда хорошо было. Не знаю даже сам, почему. Хорошо и всё. Никто не указывает ничего… А потом они предложили квартиру, мягкую постель, игрушки всякие. И ещё повторяли всё время: станете полноценными членами общества. Типа мы сейчас не полноценные. А Антон принялся реветь без конца. Говорил, надо соглашаться. Мне это что-то напомнило, но я не смог понять – что. И стало неприятно как-то.

– Но… Ты его не искал? Ходил к Марату Петровичу?

– Искал, конечно. Под утро только домой пришёл. А Марат Петрович, он… ничего мне не ответил. Только взглядом просверлил и спросил: «Ты разве хочешь забыть маму?» Причём здесь это? Я её никогда не забуду.

Мирослава нахмурилась. Слишком многое в этом городе не поддавалось объяснению.

– Исчезнувшим ведь лучше, правда? – охрипшим голосом спросил Серёжа.

– Я… очень на это надеюсь. Серёжа, можно я покажу тебе несколько фотографий?

Он кивнул.

Мирослава достала камеру, включила режим просмотра и стала листать наугад фотографии.

– Скажи, если узнаешь кого-нибудь на фото, хорошо?

Снова кивок. Мальчик какое-то время смотрел молча, потом лицо его озарила улыбка.

– Дядя Коля! Который нам лестницу сделал. Он жил здесь, рядом, а потом пропал.

На фотографии высокий мужчина с волевыми скулами стоял под кривыми часами вокзала.

Мирослава принялась листать дальше. Дошла до недавних фотографий, сделанных в школьной столовой. На них Роза Алимовна стояла перед подносом с бисквитными пирожными.

– Что ты видишь здесь?

– Пироженки. Нам мама пекла такие. Вкусные. Я когда в столовой увидел, сразу себе побольше нагрёб. Принёс домой, Антону, а ему… – он почесал макушку, – как будто всё равно было…

Мирослава прикрыла глаза.

– Как звали твою маму?

– Роза. Дети во дворе называли тётей Розой. Но сама она любила, чтобы к ней обращались и по отчеству. Роза Алимовна. Говорила, если добавляют отчество – значит, уважают человека. Для неё это было важно. Наверное, потому…

Он замолчал.

– Почему? – прошептала Мирослава.

– Потому что её мало кто уважал, – Серёжка кулаком вытер слёзы.

Мирослава обняла его и прижала к себе.

Осколки паззлов постепенно становились на место. И картинка получалась ещё та…

На ватных ногах она вернулась в галерею. Первым делом хотела поговорить с пожилой парой, усыновляющей братьев, но супруги успели покинуть выставку. Вроде бы, собирались где-то перекусить. Мирослава вышла на улицу, вдохнула свежий осенний воздух. И, доверяя интуиции, зашагала в «Горький шоколад».

Супруги были там. Сидели, как обычно, на втором этаже у окошка, за которым шевелил красно-жёлтыми листьями раскидистый клён. Перед ними стояло по миске с тыквенным крем-супом и тарелка с сухариками. Мирослава помахала им, и они пригласили её за столик.

– У вас всё хорошо? – спросила старушка. – Вы выглядите взволнованной. На выставке всё в порядке?

– Да, там всё прекрасно. Но я только что была у братьев. Вы знаете, младший, Антон, он… Исчез куда-то, Сергей со вчерашнего дня не может его найти. Я подумала, вы должны знать.

Дед вздохнул, отложил ложку.

– Я говорил тебе, не очень хорошая это идея. Вроде бы, помочь мальчишкам и самим себе – это правильно, но у меня душа всё время была не на месте. Мы как будто предавали нашу Иванночку.

– Нельзя всё время жить прошлым, – супруга сжала его ладонь.

А у Мирославы мороз пробежал по коже.

– Вашу внучку звали Иванной?

– Да, Иванна Лесничкина. Вы её знали?

– Ну… Э… Не то, чтобы знала. Может, пару раз пересекались…

Именно к ней и ушёл Игорь. Закрутил за спиной интрижку, а потом совсем ушёл. Впрочем, ладно, не ушёл – выгнала она его. Хотя и не хотела выгонять – сама не знала, чего хотела тогда. А он не хотел уходить, это видно было. И спустя время хотел вернуться, прощения просил, но Мирослава словно заледенела тогда. Ничего слушать не захотела. И оттолкнула единственного, кого по-настоящему любила. А когда, наконец, оттаяла и уступила – стало слишком поздно.

– Мы же её с колыбели вырастили, – из тумана выплыли слова старика. – Она же мне всегда дороже дочери была.

У Мирославы закружилась голова. Внизу уже привычно сама собой открылась и закрылась дверь.

– Вы её ни разу здесь не видели? Иванну?

– Что вы. Она же умерла. А теперь и мальчишка пропал…

– Знаете, у меня есть некоторые идеи, – проговорила Мирослава. – Я должна кое-что проверить. Возможно, я смогу найти… мальчика.

Дома Мирослава первым делом бросилась к компьютеру, вошла в единственную здесь городскую соцсеть и ввела имя и фамилию разлучницы.

И в первых же строках: «Иванна Лесничкина. Маникюрный салон. Лучший нэйлдизайн в городе!»

Она зашла на страничку. Фото рыжеволосой гламурной девицы. Адрес салона. Фото разрисованных ногтей. Восторженные отзывы клиенток…

Мирославу мудрёный маникюр никогда особо не интересовал, да и в этой части города она бывала редко – там ни танцующих старушек, ни причудливых зданий, ни красивых пейзажев. Только кучка салонов красоты и магазинов с одеждой. Ничего интересного. Потому и пропустила заведение Иванны и саму её. А может, и не только поэтому…

С той самой минуты, когда она поняла, что Роза Алимовна в упор не видит сыновей, Мирославу не отпускала одна единственная мысль: чего же не видит она сама?

Первым делом она позвонила в салон, назвалась придуманным именем и записалась на маникюр на ближайшее свободное время, а именно – на завтрашнее утро. Дважды повторила, что желает лицезреть саму госпожу Лесничкину в деле. Затем позвонила старикам и попросила быть в девять сорок пять утра по указанному адресу. Сказала, что ничего не обещает, но возможно у неё появятся сведения об Антоне.