Иррационариум. Толкование нереальности - Дмитрий Лукин

– Знаете, в мифологии многих народов воробьи считаются символом верности, – он погладил птичку по клюву. – Они – из тех птиц, что создают пары раз и навсегда. А ещё – всегда возвращаются в родной дом, где бы ни летали.

Он помолчал.

– Как служитель города, я призван хранить его целостность и гармонию. А они нарушаются каждый раз, когда кто-то выпадает из общей картины. Приходится затыкать дыры, настраивать всё заново, искать место для человека и человека – для места… А это, знаете ли, бывает непросто. Но кто я такой, чтобы спорить с ними? – он кивнул на птицу, и воробей, расправив крылья, взмыл в небо.

На горизонте показался поезд.

Осень-зима, 2017

Мне редко хочется убивать людей. Очень нужно человеку постараться, чтобы я испытала такое желание – и сама не сочла его противоестественным. Старому дураку Роману Родионовичу это удалось.

Отставной полковник, лишившись безропотных подчиненных, стал таким домашним тираном, что любая другая семья сдала бы его в дурдом – и врачи бы приняли, не задумываясь. Он абсолютно поработил жену и дочь. Каждое его слово было законом. Хотя супруга, женщина крупная, могла бы взять его за шиворот, пронести через квартиру и выбросить на лестницу, как нашкодившего кота. Загипнотизировал он ее, что ли?

Но муж и жена пусть сами разбираются, тем более – шестидесятилетние. Я даже ни слова не сказала Диане, настолько у меня ума хватило. Но вот ее дорогую мамочку я возненавидела.

После одного странного случая я поняла: женщина имеет право защищать своего ребенка всем, что подвернется под руку. Если старый козел требует, чтобы тридцатилетняя незамужняя дочь приходила домой не позже восьми часов вечера, то мать должна вразумить старого козла – хоть сковородкой по лбу, вплоть до развода и дележки квартиры. Так я считаю. И в том, что Диана до тридцати двух лет не то что замуж не вышла, а даже ни с кем не целовалась, виновата эта горячо любимая мамочка.

Но где-то в вышине решили, что пора поставить точку в безобразиях отставного полковника, и был ему послан роковой инсульт.

Я узнала об этом решении ночью – вернее, на исходе ночи, когда проснулась, перелезла через Валеру и побрела в туалет. Он у нас совмещенный, я увидела себя в зеркале над раковиной, но не совсем себя – скорее Диану. И через образ Дианы я, еще толком не проснувшись, вышла на полковника, послала ему луч злости, но луч не дошел до цели – я ощутила присутствие смерти.

Такое со мной уже случалось не раз.

Вскоре после похорон мамочкины подруги наконец-то стали искать Диане женихов. Раньше они понимали, что отставной полковник даже пойти на свидание в кафешку дочери не позволит. Он ведь лез во все ее дела и диктовал длину юбки. А теперь – да хоть всю ночь по клубам шастай!

Но Диана совершенно не умела разговаривать с мужчинами. Ей устроили четыре, что ли, знакомства, и все они кончились ничем. Я сама не поленилась, пошла с ней на выставку художников Серебряного века, чтобы познакомить с бывшим мужем Сашкой. То, что мы с Сашкой расстались, скорее говорит в его пользу – теперь я понимаю, что не родился на свет мужчина, способный вытерпеть меня двадцатилетнюю.

Я понимала, что это для Сашки не невеста. Однако надеялась – вдруг он вспомнит, что кому-то из приятелей как раз нужна малость бестолковая, но безусловно преданная жена.

– Дохлый номер, – сказал мне Сашка после выставки.

Я отвела их в кафе и там оставила, а сама сбежала, и мне было страшно любопытно, как разворачивались события.

– Я ее вижу женскими глазами, а ты – мужскими. Что с ней не так? – спросила я.

– Все не так…

– Фигура, да?

– Ну, фигура на любителя, но это бы еще ничего…

Диана уродилась в мамочку – высокой и крупной. А лучше бы в папочку – покойник был среднего росточка и худощавый.

– Лицо?

– Морду можно нарисовать, – сказал мудрый Сашка.

После нашего развода он женился на Лоре, а она как раз увлекалась безумным макияжем, и мой бывший на эту живопись насмотрелся. Кажется, она даже, собираясь в роддом, накрасила глаза. Сейчас Лора замужем за Андреем, и краситься ей некогда – кроме Сашкиной дочки у нее еще двое мелких от Андрея.

– Так что же?

– Бревно бревном. И жрет, как не в себя.

– Это как?

И тут выяснилась страшная вещь.

Знала я, что отставной полковник – тот еще чудила, что он ограничивал жену и дочь в еде, при этом строго контролируя их расходы. Он даже сам отмерял порции еды, купив для этого два половника. И Боже упаси попросить добавки! Диана и дорогая мамочка ночью, бывало, варили себе пшенную кашу и заправляли ее подсолнечным маслом. Но я думала, что эти ужасы уже позабыты.

Когда милосердный инсульт освободил маму с дочкой, они сперва по привычке экономили на продуктах, а потом пустились во все тяжкие. Диана, встречаясь с кандидатами в кафешках, теряла рассудок при виде пирожных и брала их по пять штук. Естественно, ей было не до светских бесед – разве что о тортике, который ела на прошлой неделе, и об эклерах в кафе «Золотая осень».

– Я думала, она так только при девочках обжирается! Ну, ладно. Спасибо, – сказала я. – Проведу с ней разъяснительную работу.

– Не за что. Как Лешка?

– С дедом поругался. Они комп не поделили. Дед ему запрещает лазить в Инет после десяти вечера, а сам там шарится по порносайтам, Лешка его выследил.

– Сколько ему, девять, десять?

– Скоро одиннадцать.

– А Валера?

– Валера – как тот гамадрил из анекдота. Лохматый, бурчит не пойми что и мозоли на заднице.

Ну да, я жена программиста. Муж трудится на удаленке. Сидит перед компом, как приклеенный, по шестнадцать часов. И на работу я бегу, как на праздник, потому что дома – трое мужчин, и у каждого свои тараканы.

Значит, не склеилось у Дианы с Сашкой. Я узнала подробности этого кулинарного тоталитаризма и поняла, что замужество Диане пока что не светит. Она сперва должна отъесться пирожными и салатами с королевскими креветками, а потом научиться разговаривать.

Но для начала нужно ее забрать из этой жуткой конторы, где мы, собственно, и познакомились. Тем более – в нашем салоне освободилось место дежурного администратора.

В контору Диану приткнул отставной полковник, и она там десять лет проработала. Десять! Под присмотром семи теток и двух отставников. Это было что-то, связанное с медициной и фармакологией. Что она там делала, какие бумажки по кабинетам разносила, какую информацию в комп забивала – не знаю и знать не желаю. Наш дед называет женщин на таких ролях «канцелярские крысы». Я же туда забрела, выйдя из декретного отпуска, искала необременительную работу на полставки. И к тому же страстно желала похудеть, так что устроилась курьером. Беготни хватало! А на первом этаже дома, где была эта страшная контора, оказался большой салон красоты. Сделала я там себе маникюр, сделала стрижку, познакомилась с девочками, и они меня к себе переманили – дежурным администратором. Потом я поладила с хозяйкой, стала старшим администратором. А Диана приходила ко мне в обеденный перерыв – попить чаю с бутербродами. Бутерброды ей лепил отставной полковник и давал с собой ровно три.