Два шага на небеса - Андрей Дышев

– Если вы не в состоянии сами отремонтировать прибор, тогда доверьте это мне. Я неплохо разбираюсь в радиостанциях.

Капитан выпрямился, вытер руки тряпкой и, глядя на меня таким взглядом, словно я допустил бестактность, спросил:

– Значит, вы настаиваете, чтобы я как можно быстрее отремонтировал радиостанцию?

– Настаиваю, капитан.

– О'кей, – кивнул он. – Лора встанет у штурвала, а я займусь ремонтом. Но сначала… Сначала я хотел бы кое-что показать вам. Прошу!

Он показал мне рукой на дверь. Мы вышли на палубу.

– Сюда, пожалуйста! – вежливо пригласил капитан и направился к лестнице, ведущей к каютам.

За одним из столиков на корме сложилась компания: генерал, Алина и Мизин. Завидев меня, генерал поднял вверх руку, щелкнул пальцами и показал на свободный стул, а Алина послала мне воздушный поцелуй. Стелла продолжала о чем-то разговаривать с госпожой Дамирой, причем была настолько этим увлечена, что не отреагировала даже на вопиющую провокацию Пыжика.

Капитан, склонив голову, зашел в холл и стал спускаться по лестнице к каютам. Я последовал за ним. Свернув влево, капитан подошел к двери, ведущей в трюм, и с силой надавил на большую гнутую ручку.

– Я думаю, что вы будете немало удивлены, – интригуя мое воображение, негромко произнес капитан, открывая тяжелую дверь люка. – Прошу!

Я перешагнул через порожек и встал на рифленую площадку, соединенную с днищем небольшой металлической лестницей. Не успел я пригнуться, чтобы лучше разглядеть освещенное тусклой синей лампочкой пространство, как за моей спиной с металлическим лязгом захлопнулась дверь.

Я даже не стал кидаться на дверь с кулаками, пытаясь вырваться на свободу, так как знал: трюмные отсеки задраиваются намертво и открыть их изнутри невозможно.

Ловкач, думал я о капитане, когда в полусогнутом состоянии обыскал трюм и не нашел ничего, что бы представляло для меня интерес. Знал, чем можно меня взять: уверен, говорит, что вы будете удивлены. Я уже был готов увидеть здесь… Но что говорить о том, чего не оказалось! Впрочем, надо признать, что капитан своего добился, и все мои спутники, верно, вздохнули с облегчением.

Я сел на помпу в металлическом кожухе. До берега – шесть часов ходу, прикидывал я. Неужели капитан намерен продержать меня здесь все шесть часов? Это же от скуки сдохнуть можно! Да мало ли какой фокус выкинет кто-либо из пассажиров. Милейшая компания! Я охотно верю капитану, что один из них без всякого смятения шарахнул молотком или бутылкой по частотному дисплею радиостанции. И это мог быть любой из пассажиров, разве что кроме Алины.

Торцевая переборка задрожала от тихого гула, и я почувствовал, как яхта двинулась вперед, набирая скорость. Я поднялся на ноги, подошел к двери и с силой несколько раз ударил по ней ногой. Я был готов к тому, что к моим шевелениям, издающим звук, все свободные граждане на «Пафосе» будут относиться с тем же вниманием и интересом, как и к шуму мотора. Однако я оказался слишком пессимистичен и себя явно недооценивал. Едва я занес ногу в пятый раз, чтобы впечатать итальянский каблук с титановой косточкой в дверь, как вдруг лязгнул замок.

Я успел отскочить от двери, сел на ступеньку и вытащил из футляра мобильный телефон.

– Капитан! – сказал я, не оборачиваясь, как только за моей спиной скрипнула дверь и солнечный луч упал на мрачный потолок моей камеры. – Проблема исчерпана…

– Это Лора, – поправил меня голос девушки.

Я обернулся и вскочил на ноги.

– Так это ты, юнга! – обрадовался я. – Под дверью дежурила, что ли?

Девушка не знала, как себя вести со мной. Она смущенно улыбалась и прятала глаза с пионерским огнем.

– Отец велел открыть сразу, как только вы постучите, – объяснила она. – Вы что-нибудь желаете? Я могу принести вам шампанского со льдом, кофе. Могу приготовить яичницу с беконом… Хотите, принесу теплое одеяло? Книжки?

Я взял девушку за плечи и приподнял ее лицо.

– Ты думаешь, твой отец долго продержит меня здесь? – спросил я.

Лора пожала плечами. Ее глаза блестели в сумраке трюма.

– Извините меня, – прошептала она, покусывая губы.

– За что? – удивился я. – Удовольствие находиться здесь несоизмеримо с плотской пищей и хмельным безрассудством. Передай отцу, что уже нет необходимости срочно ремонтировать радиостанцию. Я связался с патрулем береговой охраны по мобильному телефону. С минуты на минуту они встретятся с нами.

– Хорошо, – кивнула Лора, продолжая стоять передо мной с опущенной головой.

– Э-э, дружище! – воскликнул я в недоумении. – А слезки зачем? Разве они положены по штатному расписанию?

Лора улыбнулась, шмыгнула носом и, стыдясь своих мокрых глаз, быстро повернулась ко мне спиной. Она взялась за ручку двери и замерла.

– Вас закрыть? – прошептала она, предпочитая, должно быть, провалиться сквозь палубу, чем слепо блуждать в сложных сетях взаимоотношений взрослых.

– А как же! Обязательно закрой и не забудь поднять ручку вверх!

Но Лора, кажется, была не в состоянии запереть меня, и тогда я сам захлопнул за ней дверь.

Однако не следовало рассчитывать на то, что я смогу еще некоторое время побыть наедине со своими мыслями. Капитан в своем нелепом спортивном костюме ворвался в трюм, как мне показалось, всего несколько секунд спустя. Он остановился на пороге, кидая жуткую тень, напоминающую безлистный баобаб, увенчанный человеческой головой. Я заметил, как взгляд капитана скользнул по моему поясному ремню, на котором был подвешен футляр с телефоном.

– Так вы все-таки… – глухо произнес капитан, и скулы его напряглись, словно он пытался разгрызть орех. – Что ж, пусть будет так. Видит бог, я предлагал вам…

Он повернулся и, продолжая сутулиться, пошел к лестнице, хотя в проходе мог во весь рост выпрямиться баскетболист. Сделав несколько шагов, капитан остановился и, повернувшись ко мне вполоборота, сквозь зубы сказал:

– Трюм освободите. Идите на палубу и встречайте своих гостей.

Он выглядел совершенно растерянным. Неуверенно передвигая ноги, капитан сделал еще несколько шагов и снова остановился, глядя на двери кают так, словно забыл, в какую хотел зайти. Я обошел капитана и поднялся наверх.

Ставший привычным и набивший оскомину пустынный морской пейзаж, который несколько дней окружал яхту, изменился, и я невольно прилип к поручню, глядя на горизонт. Туманная горная гряда протянулась серой полосой, очертанием своим как бы подражая волнам; родину Афродиты еще можно было принять за грозовые тучи, скопившиеся вдали, но в отличие от туч матовый контур гор не менялся по воле ветра; очень медленно и все же заметно для глаз он становился все более контрастным, приобретал рельеф, и при наличии некоторой доли фантазии можно было различить поросшие лесом склоны, глубокие тенистые проломы, разрезанные серебром горных рек, красные крыши деревень, изящные шпили мечетей и гостиничные высотки на фоне белого прибоя какого-нибудь «Голден-Бич», наполненного музыкой, ароматом таверн и загорелыми задницами.