28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

пытаться играть на выигрыш». Затем слова взяли Гарриман и Дин. «Они длительное время подвергались разного рода ущемлениям со стороны русских, но, как правило, по мелочам, и мы всегда поддерживали их твердую линию… сейчас же они оба под влиянием этого опыта выступили за то, чтобы президент говорил жестким тоном, не миндальничая с русскими».

Гарриман, Форрестол и Дин поддержали президента; по мнению посла и военного представителя в Москве, только твердость поможет избежать большего разрыва, тем более что СССР вступит в войну с Японией, невзирая на остальные факторы. Короче, заключил Форрестол, «если русские будут упорствовать, то лучше устроить демонстрацию силы уже сейчас, чем позднее».

Заседание военного кабинета у президента США Гарри Трумэна. На фото слева направо – генерал Роберт Ханнеган, военный министр Генри Стимсон, государственный секретарь Джеймс Бёрнс, президент США Гарри Трумэн, министр финансов Фрэд Винсон, генерал Том Кларк и Джеймс Форрестол

Август 1945 г.

Национальные архивы США

Начальник ОКНШ генерал Маршалл занял сторону Стимсона. Он подтвердил большую заинтересованность военного командования во вступлении СССР в войну с Японией и согласился со Стимсоном в том, что польский кризис угрожает «серьезным разрывом с Россией». Сразу же вслед за этим военный министр поспешил подняться и попрощаться с сидящими за столом. Он не хотел участвовать в скандале с Молотовым.

После этого выступил еще и адмирал Лети:

– Я покидал Ялту с чувством, что советское правительство не намеревалось разрешить свободному правительству функционировать в Польше. Я был бы удивлен, если бы советское правительство действовало иначе, чем оно поступает. Есть серьезные основания рвать с русскими.

Трумэн подвел итог:

– Я удовлетворен тем, что с военной точки зрения нет причин для того, чтобы мы отказались от нашего понимания крымских соглашений. Прошу госсекретаря подготовить для меня: 1) заявление для вручения мистеру Молотову для маршала Сталина; 2) список замечаний, которые я могу устно сделать мистеру Молотову; 3) проект заявления для прессы.

Возобладала точка зрения сторонников жесткой линии: Трумэн должен говорить с Молотовым ультимативным тоном.

Молотов вместе с советским послом в США Громыко и переводчиком Павловым прибыли в кабинет президента в Белом доме ровно в назначенные 17:30. Вместе с Трумэном были Стеттиниус, Гарриман, Леги, переводил Болен. «В отличие от предыдущего вечера, было мало протокола, и, поприветствовав русского министра иностранных дел и его помощников, я сразу перешел к главному, – гласят мемуары Трумэна. – Я с сожалением узнал, сказал я, что не был достигнут прогресс в решении польского вопроса».

– Я тоже об этом сожалею, – заметил Молотов.

За этим последовал монолог Трумэна:

– Те предложения, которые содержались в совместном послании от Черчилля и меня, которые были переданы в Москву 16 апреля (это те, что Сталин получил 18-го. – В.Н.), были полностью справедливыми и разумными. Правительство Соединенных Штатов не согласно участвовать в формировании такого польского правительства, которое не представляет все польские демократические элементы. Я глубоко разочарован советским правительством, которое не проводит консультаций с какими-либо представителями польского правительства, кроме официальных лиц варшавского режима. Соединенные Штаты вместе с другими членами Объединенных Наций твердо решили создать всемирную организацию, вне зависимости от того, какие разногласия могут возникнуть в этом отношении. Неспособность трех основных союзников, которые вынесли тяготы войны, выполнить крымские решения по Польше вызывает серьезные сомнения в отношении единства их целей в послевоенном сотрудничестве.

Трумэн никак не мог остановиться и перешел к рекомендованному ему ранее Гарриманом экономическому шантажу:

– В этой стране для любых международных экономических мер требуется законодательное утверждение, и я не ожидаю поддержки таких мер Конгрессом, пока у них не будет международной поддержки. Надеюсь, советское правительство будет иметь эти факторы в виду, когда будет рассматривать совместные британские и американские предложения, и примет их. А Вам будет поручено продолжать дискуссии в Сан-Франциско на этой основе.

После чего президент протянул Молотову документ, названный им «Информацией для маршала Сталина» и подписанный им самим.

– Прошу передать его маршалу Сталину немедленно.

Молотов не стал читать врученную ему бумагу. Озадаченный хамским тоном, он поинтересовался:

– Будет ли мне позволено сделать несколько замечаний?

Президент не возражал.

– Я выражу мнение советского правительства, когда скажу, что мы хотели бы сотрудничать с Соединенными Штатами и Великобританией как и прежде.

– Иначе бы нам не было смысла сейчас разговаривать, – петушился Трумэн.

– Первое, – продолжал Молотов. – Основа сотрудничества была создана и, несмотря на неизбежные возникающие трудности, три правительства могли находить общий язык и на этой основе преодолевать эти трудности. Второе. Три правительства имели дело друг с другом как равные партнеры. И не было ни одного случая, когда бы один или два из них пытались навязать свою волю другим. И это единственная основа сотрудничества, приемлемая для советского правительства.

– Все, чего мы просим, это чтобы советское правительство выполнило крымское решение по Польше, – не унимался Трумэн.

– Как гарант крымских соглашений наше правительство стоит за их выполнение, для нас это вопрос чести. – Молотов был явно настроен на продолжительную беседу. – Они – хорошая основа, которая стала результатом предыдущей работы и которая открывает хорошие перспективы на будущее. Советское правительство уверено, что все трудности преодолимы.

– Было достигнуто соглашение по Польше, – резко прервал его Трумэн. – И нужно сделать всего одну вещь. Маршал Сталин должен выполнить соглашение в соответствии с его буквой.

Молотов знал каждую букву в соглашении, поскольку сам его писал, много дней согласовывал с коллегами из США и Англии, а потом и подписывал. И он знал, что как раз ни одной буквы Москва не нарушала, потому что там было сказано о расширении существовавшего правительства за счет других представителей польской общественности. Но там точно не говорилось, что СССР обязан допускать к консультациям на этот счет именно тех антисоветчиков, чьи фамилии были перечислены в совместном послании Сталину от лидеров Америки и Британии.

– Сталин в письме от 7 апреля изложил свои взгляды на соглашение, – напомнил Молотов. – От себя добавлю: если трем правительствам удалось прийти к соглашению по вопросу по составу югославского правительства, почему ту же формулу нельзя применить в случае с Польшей?

– Соглашение было достигнуто по Польше. И я только прошу, чтобы оно было выполнено советским правительством, – настаивал Трумэн.

– Мое правительство поддерживает крымские решения. Но я не согласен, чтобы искажение этих решений другими могло рассматриваться как их нарушение советской стороной. Польский вопрос, касающийся нашей соседней страны, имеет большую важность для советского правительства.

Далее президент, как написано в его воспоминаниях, заявил, что «дальнейший прогресс в отношениях возможен только на основе соблюдения достигнутых соглашений, а не