Новобрачная - Жюльетта Бенцони

– Я… да, – согласился врач. У него был сильный восточно-европейский акцент. – Очень рад! Мы можем сейчас же провести осмотр…

Он направился к ней с поощряющей улыбкой, как будто собирался пригласить на вальс, но она быстро встала и подошла к матери, сидящей на канапэ:

– Я думаю, что это не входит в условия нашего соглашения, мама! – сказала она твердо, чтобы та почувствовала, что ее благополучие и радость жизни находятся под угрозой. Альбина сразу же поняла:

– Моей дочери гораздо лучше, доктор, – с милейшей улыбкой проговорила она, – и я думаю, мы слишком поторопились…

– Правда? – подозрительно спросил де Варенн, поймав на себе конец ее улыбки. – Правда! Нам надо много сказать вам, дорогой Франсис, что вас, несомненно обрадует. Но я все-таки очень рада принять вас у себя, доктор. А, вот и чай!.. Я надеюсь, вы согласитесь выпить с нами чашечку? Садитесь, пожалуйста, рядом со мной! А тебе, моя дорогая, пожалуй стоит взять на себя роль хозяйки. Ты нальешь нам?

– С удовольствием.

Последовавшая за этим сцена, какой бы светской она ни была, казалась ирреальной и абсурдной. Усевшись рядом с мадам Депре-Мартель, доктор Сувалович чирикал масляным голоском. Альбина, глядя на него своими большими голубыми глазами, казалось, впитывала в себя его слова, запивая их чаем. Франсис с озабоченным видом почти не слушал, о чем они говорили. Он все время поглядывал на Мелани, которая нарезала толстые куски кекса с таким видом, как будто всю жизнь только этим и занималась, и он не знал, радоваться ему или сердиться.

Психиатр был очень многословен. Мелани потихоньку подливала ему в чашку рома, и он с удовольствием выпил несколько чашек, не замечая сердитых взглядов своего клиента. Он чувствовал себя совершенно раскованным, и когда молодая женщина предложила ему птифуры, блаженно улыбнулся ей, обнажив все свои желтые зубы:

– Счастлив, что все идет хорошо, дамочка, но я буду очень рад наблюдать за вашим здоровьем. Разум женщины очень хрупок, раним, и маленькая неприятность может перерасти в целую драму. Не надо бояться приходить к доктору Суваловичу. У него прелестный дом, очень комфортабельный, специально для отдыха…

– Благодарю вас, доктор, – отвечала Мелани, не зная, смеяться ей или сердиться, – но мне всегда было здесь очень хорошо и вообще самое лучшее быть возле матушки.

– Конечно, конечно! Но кто знает и…

– Дорогой друг, – вмешался Франсис, не скрывая своего раздражения, – мне очень жаль лишать вас столь милой компании, но уже поздно, а я должен еще заехать в клуб. Вы хотите, чтобы я вас проводил?..

– Конечно, конечно!.. О, какое жестокое время! Ах, время… К сожалению, больные ждут, увы…

– Настоящие! – прошептала Мелани.

– Да, да! Как жаль покидать вас!

– Не переживайте, доктор, – сказал Франсис. – Может так случиться, что нам потребуется ваша помощь в другой раз…

К великому удивлению Мелани, ее мать подхватила конец этой довольно угрожающей фразы:

– Не думаю, что это случится… но вы всегда будете желанным гостем здесь, – проговорила она, протягивая свою украшенную перстнями руку, скрывшуюся в усах психиатра. Если допустить, что это действительно психиатр, в чем Мелани серьезно засомневалась…

Когда мужчины уже выходили из салона, Альбина добавила.

– Вы, конечно, обедаете дома, Франсис? Мы на вас рассчитываем.

– Мы?

– Мелани и я, конечно!

Поколебавшись, он с улыбкой поклонился. Но глаза его не улыбались.

– Это будет для меня большой радостью, и я не премину доставить ее себе.

Поднявшись к себе, чтобы принять душ и немного отдохнуть перед этим знаменитым обедом, Мелани чувствовала себя совершенно разбитой, но в то же время испытывала некоторое облегчение. Опасность, которая ей угрожала, еще полностью не исчезла, но, сделав мать своей союзницей, она обеспечила себе несколько дней, а может, и недель, относительно покоя. Может быть, за это время поправится Оливье Дербле? Или, по крайней мере, вернется дядя Юбер? Во всяком случае ей предстояло бороться с хитрым и бессовестным противником. Но ее успокаивала мысль об одиноких ночах!..

Мелани не зря испытывала беспокойство. Она быстро успокоила мать, для которой важней всего было ее собственное спокойствие и она сама, но де Варенн был противником другого плана. Конечно, во время обеда, которым закончился этот тяжелый для молодой женщины день, он казался любезным, галантным, выказывал свою радость, что мятежница стала сговорчивой. Он даже согласился на «послушничество», «чтобы наша милая Мелани пришла в себя», но когда он слишком страстно поцеловал ей руку и очень выразительно посмотрел на нее, Мелани поняла, что рано или поздно ей придется с ним столкнуться, если не удастся до того спастись. Он еще прошептал:

– Я знаю, что вовсе не ваше здоровье причиной тому, что вы просто наказываете меня, но умоляю, пусть это длится не слишком долго. Мне так хочется видеть вас счастливой!

Все это были лишь слова. Она была свободна, когда находилась в доме своей матери, но ей совершенно не дозволялось выходить из дому, даже в сопровождении Альбины.

– Вы поставили мне условие, дорогая Мелани, я согласился. Но имейте в виду, что я, со своей стороны, не слишком вам доверяю. Вы гораздо сильнее, чем я думал…

– Так вы собираетесь держать меня здесь взаперти? Странное счастье мне уготовлено.

– Что вы! Вы будете выезжать, и даже каждый день, но только в компании со мной. И я вам не советую воспользоваться моим отсутствием. Это будет не часто, как и подобает мужчине, который вновь обрел свою любимую. И во всяком случае, никто здесь, даже ваша мать, не позволят вам уйти. Будьте уверены!

– Значит я буду вынуждена возить вас с собой по магазинам? Вот будет весело!

– Почему бы и нет? Привилегия любящего мужчины наряжать свою любимую. А разве вам чего-нибудь не хватает?

– Конечно, да! Мне совсем не хочется носить то, что было сделано мне в приданое. Я рассчитываю подарить их какому-нибудь дому призрения для нуждающихся вдов.

Франсис рассмеялся:

– Я признаю, что ваша мать в своем стремлении выглядеть моложе вас одевала вас несколько странно. Но когда я вас увидел там, в особняке на Елисейских полях, на вас было великолепное платье, да и вчера вы были прелестно одеты. Напишите слугам из того дома, чтобы вам прислали ваши вещи и не забудьте о драгоценностях!

– Вас интересуют мои драгоценности?

– Ну естественно! Как я могу поверить в вашу искренность, если вы не носите ни обручального кольца, ни перстня невесты? Вот, на этом столе есть все для письма. И через два часа все ваши вещи будут здесь. Это совсем не значит, что мы не будем покупать другие туалеты, но это случится не завтра. Мне хочется, чтобы страсти вокруг нас несколько улеглись. – Страсти?