Мартин Заландер - Готфрид Келлер

— Я смеюсь просто от радости, что эта последняя опасность, грозившая нам, так благополучно развеялась! Возблагодари небеса, муж, что твой сын приехал в нужное время, и ни минутой позже! Дело-то не во мне, это важно для тебя, и для него, и для дочерей! Как бы мы выглядели в их глазах! Но знаешь, Мартин, коль скоро само нежданное появление нашего сына исцелило тебя, то безумство, которым ты намеревался меня обидеть, будет тебе прощено и забыто! Это добрый знак, золотой знак, и я сохраню его в душе до последнего вздоха! А теперь покойной тебе ночи, от твоей истории все-таки клонит в сон!

Так поздняя весна любви, каковая должна была омолодить политическую энергию Мартина Заландера, счастливо миновала, без дальнейших бурь.

Тем не менее он словно бы помолодел, когда наутро вместе с сыном отправился в контору. Ноги легко несли его, бедра чуть покачивались, едва заметно, как в те времена, когда его наполняли свежая радость жизни и добрые помыслы.

В конторе они сначала поговорили с сотрудниками, которых Арнольд дружески приветствовал, обсудили в общих чертах кой — какие дела — текущие или выполненные в последнее время. Затем отец с сыном прошли в Мартинов личный кабинет, чтобы в подробной беседе рассмотреть нынешнее состояние и будущность фирмы доскональнее, нежели это возможно в письмах. Нового при этом обнаружилось немного, разве только заключительный вопрос: не стоит ли при столь удовлетворительном положении расширить дела и предприятия и рискнуть на определенный подъем?

Вопрос поставил Мартин, пристально и с полным доверием глядя на сына.

Арнольд задумался, вернее, помедлил с ответом, искать который ему не требовалось. Он сидел и вертел в руках образец новых весов для золота, стоявших на отцовском столе.

— Все зависит от тебя, дорогой отец! — наконец проговорил он. — Я с удовольствием поработаю под твоим началом.

— Нет, все зависит от тебя! — возразил Мартин. — Ты сын и наследник, будущее за тобой!

— Упор в вопросе сделан на слове «рискнуть», которое ты употребил: не рискнуть ли на расширение! — продолжал Арнольд, — Мы подошли вплотную к границе, где такие слова вполне уместны, сиречь чтобы достичь большего, надобно поставить на карту часть нажитого, а то и вообще всё. Что до меня лично, за океаном я, признаться, не раз в тихие минуты размышлял о том, в какой, собственно, мере мы рассчитываем развивать свое дело. Вправду ли хотим стать маленькими набобами, которым должно либо изменить свою жизнь, либо опасливо зарыть в землю мамону, далеко превосходящую их потребности, и которые в обоих случаях сами себе смешны? К тому же ты политик и демократ, а я — любитель истории и юрист; стало быть, нам обоим больше приличествует сохранить скромность обывательских условий и привычек, как ты образцово поступал до сих пор. Прости, таково мое ощущение! Я испытываю также некоторую тоску по моим книгам и при резком росте фирмы буду проводить со сводкой курсов в руке и на бирже больше времени, чем хотелось бы!

— Ты лишь высказываешь мысли, какие возникали и у меня! Но этот вопрос я задал в связи с будущим нашей страны. Боюсь, недалеко то время, когда законодательство более твердой рукой возьмется за капиталы, вот я и подумал, что, наверное, неплохо бы инвестировать поэнергичнее, но конечно же при том не обнищать.

Арнольд рассмеялся:

— Не моя это позиция, мне не хочется делать деньги для будущих предприятий, которые я не могу одобрить. Я скорее намерен, покуда возможно, бороться с произволом; коли он одержит верх, что ж, я спокойно подчинюсь, однако в таком случае мне совершенно безразлично, сколько у нас заберут — два миллиона или десять.

— Ах, да что ж сразу-то говорить «заберут», — слегка раздраженно воскликнул отец, — тут все по-честному! Но поверь, требования о необходимости посыплются градом, так что еще порадуешься, коли не останешься без крепких башмаков!

— Ну, град рано или поздно кончится! Вспомни, отец, начало нашего века, когда, добившись Гельветики,[25]наша родина была перевернута вверх тормашками и стонала под пятою Первого консула Франции.[26]В ту пору священники сообщали, что в их приходах многие люди устали от жизни и мечтали о смерти! Сейчас, восемьдесят лет спустя, мы, простые люди этой страны, свободны как птицы небесные, хотя, пожалуй, и не свободны от страстей: мы вот сидим здесь в одном из домов исчезнувшей аристократии и совещаемся, хотим ли разбогатеть еще больше или нет! Но мне не страшно ни с большими деньгами, ни без оных!

Старый Заландер блестящими глазами посмотрел на молодого и схватил его руку.

— Так давай же, — растроганно, тихим голосом произнес он, будто заговорщик, — давай в этот час обещаем, что никогда не оставим свою страну и народ, какие бы решения они ни принимали.

— Такое обещание я дать согласен! — отвечал сын, пожимая отцову руку. — Учитывая форс-мажор!

— Что ты имеешь в виду?

— В данном случае, например, полную дегенерацию!

— Ничего себе reservatio mentalis![27]

— Ну, тогда, стало быть, без оговорок! Ведь все так или иначе будет chez nous comme partout!

— Быть посему! — заключил Мартин Заландер, отпустив руку Арнольда, и добавил: — А что до фирмы, оставим все покамест по — старому!

После этого странного разговора, в ходе коего двое мужчин проявили себя коренным образом различно и все же коренным образом сходно, речь зашла о Луи Вольвенде, и они обсудили, как поступить с привезенным Арнольдом протоколом. Оба пришли к выводу, что уже за давностью лет не станут ожидать от него пользы для фирмы, однако решили по секрету навести справки, не найдется ли обязательств перед третьими лицами, которые позволят открыть уголовное дело. До поры до времени надобно подготовить немецкий перевод, дабы в случае чего посредством простого его предъявления всегда иметь возможность выдворить Вольвенда из страны. Между тем общение с ним надобно полностью прекратить. Арнольду очень хотелось выдворить его прямо сейчас; отец же полагал, что лучше выждать, он жалел женщин, коих считал невинными жертвами. В глубине души ему хотелось пощадить и самого Вольвенда, ведь хотя грешник был и недостижим для наказания, огласка упомянутого протокола окончательно отправит его в ряды явных преступников. А ведь он как-никак старейший спутник заландеровской юности и в прошлом близкий друг.

Едва отец с сыном закончили и эту тему и собрались каждый заняться своими делами, как в дверь постучали и вошел злосчастный Луи Вольвенд об руку с красавицей Миррой.