Легендарные разведчики - Николай Долгополов

В документальном фильме «В Тегеране без чадры» Зоя Васильевна рассказала о работе на конференции. Обеспечивала, как и многие другие, безопасность, выполняла функции офицера связи.

Ей поручили обставить квартиру Рузвельта в советском посольстве. Симпатичная, приветливая девушка быстро наладила контакт с охраной президента. В Тегеране она действовала под оперативным псевдонимом Скворцова. Американские военные называли ее мисс Роббинс, к чему Зоя относилась совершенно спокойно.

Она не знала, что Рузвельт парализован и передвигается на коляске. Очень удивилась, когда американцы попросили расширить двери, ведущие в его спальню. Рузвельт запомнился Зарубиной интеллигентностью, полным игнорированием своего недуга, которого, казалось, вообще не замечал. А еще великолепным ораторским искусством. Впрочем, и Черчилль был в этом силен. Сталин выделялся полной независимостью. К удивлению Зои, представлявшей его по портретам, он оказался небольшого роста. Говорил спокойно и очень четко. И лишь получая из рук Черчилля меч с надписью «Сталинград», не сдержал волнения. Вместо ответной речи сказал только «спасибо», облегчив задачу переводчикам. Такие моменты переводчикам тоже запоминаются.

Много баек ходит о том, будто «русские купили Рузвельта». Чушь. Страстному филателисту преподнесли лишь один крошечный подарок. Как известно, среди коллекционеров ценятся выпущенные в свет малыми тиражами марки с различного рода ошибками, опечатками. Так, на советской марке, посвященной знаменитому перелету 1935 года нашего летчика Ляпидевского в США, название американского города было написано так — Сан-франциско. Отсутствие прописной «Ф» превращало марку в реальную филателистическую ценность. Рузвельт был очень доволен.

Приблизительно такую же роль заботливой хозяйки Зарубина исполняла и на Ялтинской конференции, где народу собралось гораздо больше, чем в Тегеране. И все чувствовали, что победа совсем близка. Неясно только, поняли американцы, кем была на самом деле мисс Роббинс?

Затем был Потсдам и Нюрнберг… И всюду переводы и разведка. Разведка и переводы. Всю войну она служила в Четвертом управлении у Судоплатова.

В 1943 году Зарубиной одной из первых пришлось заняться новыми переводами. Для пробы ей дали перевести пару листочков технического текста, прочитав который, она чуть не разрыдалась. Даже о чем шла речь, с первого захода было непонятно. Это мощным потоком добирались по тайным каналам из Штатов, Великобритании и Канады «атомные» документы. Сначала наш главный атомщик Курчатов был Зарубиной недоволен: почему не знаете терминологию? Но откуда, если и терминологии такой не существовало. Курчатов прикрепил к ней физиков, отлично знавших предмет, но не язык. И совместными усилиями дело сдвинулось с места.

Впоследствии Зоя Васильевна признавалась, что удовольствия от этих переводов не получала. Но гордилась, что секретные переводы поручили именно ей. Поняв, что за документы попадают ей в руки, она терпеливо и всё успешнее справлялась с научными текстами. Освоила терминологию, поняла суть, и больше Курчатов претензий не высказывал. Интересно, знала ли она, что многие сведения поступали из США через ее отца — резидента легальной разведки Василия Зарубина? Так что разведка все-таки стала их семейным делом.

А еще мой отец, спецкор Совинформбюро на процессе над фашистскими преступниками в Нюрнберге, рассказывал, что советская делегация иногда устраивала танцы. И среди лучших танцоров всегда была переводчица Зоя Зарубина. Правда, в Нюрнберге все уже знали, что Зоя переводит в основном документы, интересующие нашу разведку.

Но наступила в органах пора этнических чисток, и в отставку была отправлена ее мачеха. Отец бесстрашно спорил с любимцем вождя Абакумовым. Почему, когда его жена работала в Германии, где ее могли схватить в любой момент, национальность нелегала никого не интересовала, а в Москве подполковника увольняют из разведки мгновенно? В 1948 году отправили на пенсию и отца.

В 1953 году пришла очередь отчима. Сколько же он отсидел вместе со своим начальником Судоплатовым!.. Зое Васильевне, преподававшей тогда язык в МТБ, предложили: откажитесь от Эйтингона, подумаешь, отчим. Или уходите с работы. Она, не колеблясь, завершила столь блестяще начавшуюся карьеру разведчика.

И начала новую. Зарубина использовала свой талант общения и отличные знания языков, создав целую школу перевода. Она была деканом факультета английского языка Московского института иностранных языков. Возглавляла курсы переводчиков для советского представительства в ООН. Попасть на ее ооновские курсы желали все, кто мечтал о настоящей карьере переводчика. Преподавала в Дипломатической академии.

И мало кто знал, что уже знаменитая Зарубина многие годы поддерживала на личные средства школу в Юрове, где лечились и учились тяжелобольные дети. В трудные годы, когда денег катастрофически не хватало, уже немолодая Зарубина поехала в Мексику. Гонорар, полученный там за чтение лекций, она перевела на счет школы.

Зоя Васильевна долго болела. Ушла достойно в 2009 году. О ней помнят. И не только переводчики.

Писать о Герое Советского Союза Геворке Андреевиче Вартаняне мне и приятно, и в то же время больно. Мы были с ним хорошо знакомы с ноября 2000 года, когда спецслужбы разрешили о нем написать. Нашей публике Геворк Вартанян и его жена Гоар Левоновна, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, известны главным образом подвигами, совершенными в 1943 году в Тегеране.

А я хочу рассказать здесь коротенькую историю. В одном из документальных фильмов о разведке, не предназначенных для широкого показа, мелькнул сидящий за столом президиума герой с золотой звездой на груди. Лица, понятно, не показали, а камера, может, и случайно, остановилась на руках. Я не фантазер, но сразу подумал, что это руки хорошо поработавшего, немолодого и абсолютно точно восточного человека.

Однажды в канун праздника довелось мне общаться с тогдашним руководителем Службы внешней разведки России. И когда в конце нашей долгой беседы он задал дежурный вопрос, есть ли у меня какие-то просьбы или пожелания, я рискнул ответить совсем не традиционным «спасибо, никаких». Эпизод из фильма не давал мне покоя, и я сказал и о Звезде, и о руках, и о том, что герой, вероятно, откуда-то с Востока. Попросил, если возможно, о встрече. Директор взглянул на меня если не с укоризной, то с удивлением. Однако головой кивнул, обещаний не давал, но дал понять, что просьба услышана. Через пару лет я стоял на пороге квартиры Вартанянов в тихом московском переулке.

Неудобно писать «мы подружились». Нет, это было бы чересчур. Но общий язык был найден моментально. Начав работу, ни Вартаняны, ни я еще не знали, до каких границ дозволена откровенность. И когда Гоар Левоновна начала: «Мы — Анита и Анри», мне сразу вспомнилась пара нелегалов из книги многолетнего начальника нелегальной разведки генерала Дроздова. Впрочем, границу дозволенного довольно быстро очертили рамками повествования о Тегеране 1943-го. Но масштаб действий и уровень работы Вартанянов был понятен.