Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев

Началось расследование. Комиссию возглавил заместитель Командующего Флотом адмирал Маслов. От флота среди прочих и мы втроем: Юра Москалев, Юра Андерсон и я. Промышленную группу возглавил Грант Акопов. В ее составе — Главный конструктор торпеды 53–65К Гинзбург Д. С., начальник БТК завода Сивриди Э. Н., Главный конструктор торпеды 53–65М Кокряков Д. А. и другие. Что стояло на кону для нас, Юра сформулировал четко. Противоборствующей стороне тоже было не просто. Нужно спасать торпеду. Ну, и беду от себя отвести. Помимо комиссии, сновали представители прокуратуры, которая возбудила уголовное дело, и Особого отдела. С прибытием промышленная группа начала усиленный поиск тех, кто мог «поковыряться» в новой конструкции кислородного резервуара: вместо резьбового соединения доньев с цилиндрической частью и пропайки припоем герметизация обеспечивалась резиновыми кольцами из кислородостойкой резины. Она-то и загорелась в среде кислорода, а вслед за нею и металл. Прочность соединения была ослаблена. Ну и бабахнуло как из пушки, ведь давление кислорода в резервуаре 200 атмосфер.

Для безопасности и дополнительного рассмотрения были сняты боевые торпеды с катеров. И вот тогда Юра обнаружил странные скопления кислорода там, где его быть не должно. Травление кислорода наличными средствами контроля не устанавливается, а кислород поступает. «Братцы, я, кажется, понял, откуда тут кислород: он просто диффундирует через резину, как гелий сквозь металл». Рационализаторы явно поторопились с внедрением изобретения. Мы уже догадывались, что Главный конструктор торпеды Даниил Самуилович Гинзбург здесь не при чем. Новую конструкцию резервуара протаскивали другие. И предполагали, кто. Нас обвиняют в том, что мы не ищем физическую причину взрыва, а больше интересуемся, какую и кто выгоду поимел, чтобы изменить десятилетиями проверенную надежную конструкцию. Пожаловались Бродскому. Тот в ответ: «А вы им расскажите, они и отстанут». Акопов Г. М. намекал, что пора и виноватого от флота определить: Москалев. — «Не тот случай! На этот раз флот не будет виноват! Хватит на нас бочки катить!» — отрезал себе навсегда путь на Запад Михаил Александрович Бродский.

Началось заседание комиссии: «Предлагаю заслушать мнение Главного конструктора по поводу случившейся аварийной разгерметизации кислородного резервуара и последствий, при этом произошедших, — Акопов Г. М. обвел взглядом членов комиссии и остановил свой взор на двух неизвестных ему людях. — Мы пригласили на заседание комиссии представителей из прокуратуры и из Особого отдела. Чем потом дознания чинить, пусть посидят, послушают. Акопова мы, конечно, об этом не известили. Был бы против. А теперь поздно. Неизвестные ему лица представились, приведя его в предынфарктное состояние. „Хорошо, не возражаю“». Бледный Даниил Самуилович докладывал минут сорок о «преимуществах» новой системы уплотнения. Его никто не торопил, вопросов не задавал. Ждали, когда он сам ляжет на ринг. Отстоял. Тогда начальник торпедного отдела Алексей Елисеевич Лелеткин, стал задавать вопросы. Каждый каверзнее предыдущего: «А зачем, а почему, а где вы увидели выгоду? По данным моих специалистов, для эксплуатации торпед с новой системой уплотнения потребуется построить новые цеха для ремонта торпед. Ведь срок осмотров уменьшился с трех лет до года. Флоту нужно два-три новых плавсредства для сбора торпед со всех бухт и заливов и доставки их на арсеналы», — Леша не спеша смаковал тонкости флотского военно-экономического расчета, не забыв про необходимость двадцати новых торпедовозов типа «КРАЗ», не забыв про гаражи и другие подсобные помещения. Видя, что слушатели совершенно не утомлены и слушают его с большим интересом, Лелеткин подошел к проблеме с другой стороны: «А зачем вообще переходить к разборной конструкции? — спросил он, обращаясь к прокурорам. — В кислородной торпеде 53–56, которая возит с собой воду в водяном отсеке, являющемся продолжением кислородного, кроется 99 % причин для вскрытия и ремонта внутренней поверхности из-за коррозии именно водяного отсека. А у торпеды 53–65К водяного отсека нет, значит, нет и причин для коррозии. Вот если бы новая герметизация обеспечивала срок службы лет двадцать, то цены бы ей не было. А здесь один год! Это либо сознательное снижение боеготовности торпедного оружия, либо величайшая глупость». Такой поворот в мыслях ранее не планировался и не отрабатывался.

Наступила мертвая тишина, и только скрип пера представителя прокуратуры возвещал, что жизнь продолжается. «Отсюда мой главный вопрос, зачем нужно было менять проверенное десятилетиями эксплуатации традиционное уплотнение резьбы донышек с цилиндрической частью резервуаров, и проводилась ли экономическая оценка целесообразности его внедрения?» — Гинзбург поспешно ответил на вторую часть первого вопроса: «Экономическая оценка последствий для флота внедрения нового уплотнения не производилась», — и беспомощно замолчал. — «Кто авторы этого изобретения, и какая сумма вознаграждения ими получена?». — «На этот вопрос я ответить не могу, не помню». Даниил Самуилович кого-то защищал. Надзирающие органы что-то лихорадочно писали в свои толстые блокноты. Им было все понятно, так как они были проинформированы Юрой Москалевым, что задаваемые вопросы облегчат им дальнейшее расследование. Акопов понял, что Гинзбург тонет, и отчаянно бросился на выручку: «Это избиение Главного конструктора. Я не позволю…». Что он не позволит, осталось неясным. Вопросы продолжались. Наконец Акопов решился: «Заседание комиссии прерываю…». Но тут слово берет прокурор. Кто его остановит? «Из материалов дела, вопросов к Главному конструктору и его ответов я не усматриваю вины должностных лиц минно-торпедной службы флота, и поэтому материалы дела и вещественные доказательства будут отправлены в Казахстан в Генеральную прокуратуру для расследования на месте производства торпед по принадлежности». Вот теперь перерыв. Мы трое — Москалев, я и Юра Андерсон — вышли в коридор, обнялись и глубоко вздохнули: мы победили! Гинзбург тоже вышел в коридор и, ни к кому не обращаясь, сказал: «Конструкцию верну в исходное и больше никаких рацпредложений».

Дело, впрочем, закончилось необычно. Генеральный прокурор Казахстана сказал: «Погибли всего два человека? У меня здесь за раз почти семьдесят душ положили. Главный конструктор не предполагал этого. Закрыть дело за отсутствием состава преступления». В свое время здесь произошла известная катастрофа у ракетчиков. Тогда погиб маршал Неделин и другие. Это и смягчило обстановку.

Вскоре поступили новые резервуары со старыми испытанными уплотнениями. Торпеды восстановили. Об «изобретении века» постепенно забыли. Старые донья использовались для украшения фонтанов в Алма-Ате. Другого применения они не нашли. А авторы изобретений вскоре получили свое. По заслугам. Торпеда стала завоевывать славу лучшей на флоте. Ну а мне предложили должность старшего офицера в торпедном отделе: принять твое наследство — все электрические торпеды. Не было счастья, да несчастье помогло.

Ларион.

С начальником Управления капитаном 1-го ранга Бродским я встречался редко. По большей части случайно. Вот только в период работы комиссии по расследованию причин возгорания кислородного резервуара торпеды он нас собирал регулярно. Высоким канцелярским «штилем» я не владел. Вернее, владел на уровне Миши Романкевича, командира ТТБ в Улиссе. Тот первую препроводительную изложил так: «Высылаю вам бумагу за подписью самого Бродского для конкретного исполнения». В ближайшем окружении Бродского специалисты вращались, как умели, зато изо всех сил. Что-то предлагали, изобретали, сокращали. Теперь в эту круговерть надлежало включиться и мне.