Зов Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт

Мэнтон снова затих. Он размышлял.

– Знаешь, Картер, заговорил он, наконец, мне бы хотелось взглянуть на этот дом. Ты мне его покажешь? Черт с ними, со стеклами, меня интересует сам дом. И та могила, куда ты кинул кости. И другая могила, без надписи. Ты прав, во всем этом есть что-то жуткое.

– Ты уже видел этот дом, Мэнтон. Он стоял у тебя перед глазами весь сегодняшний вечер.

Некоторый налет театральности, с которым я произнес последнюю фразу, подействовал на моего приятеля куда сильнее, чем я мог ожидать: судорожно отпрянув от меня, он издал оглушительный вопль, сопровождаемый таким призвуком, словно он освобождался от удушья, ибо вопль этот вместил в себя все накопившееся и сдерживаемое дотоле напряжение. Да, надо было слышать этот крик! Но самое ужасное заключалось в том, что на него последовал ответ! Не успело стихнуть эхо, как из кромешной тьмы донесся скрип, и я догадался, что открылось одно из решетчатых окон в этом проклятом старом доме неподалеку от нас. Более того, поскольку все рамы, кроме одной, давным-давно выпали, я понял, что скрип этот издает жуткая пустая рама пресловутого чердачного окна.

Потом все с той же заклятой стороны дохнуло затхлым воздухом могилы, и сразу вслед за тем, совсем уже близко от меня, раздался пронзительный крик; он исходил из той жуткой гробницы, где покоились зверь и человек. В следующее мгновение удар чудовищной силы, нанесенный мне невидимым объектом громадных размеров и неизвестных свойств, свалил меня с моего скорбного ложа, и я растянулся на плененной корнями почве зловещего погоста, в то время как из могилы вырвалась такая адская какофония шумов и сдавленных хрипов, что фантазия моя мгновенно населила окружающий беспросветный мрак мильтоновскими легионами безобразных демонов. Поднялся вихрь иссушающе-ледяного ветра, раздался грохот обваливающихся кирпичей и штукатурки, но прежде чем понять, что произошло, я милостью Божией лишился чувств.

Не обладая моим крепким телосложением, Мэнтон, как это часто бывает, оказался более живучим, и хотя он пострадал сильнее моего, мы очнулись почти одновременно. Наши койки стояли бок о бок, и через несколько секунд нам стало ясно, что мы находимся в больнице Св. Марии. Персонал сгорал от любопытства; нас обступили со всех сторон и, чтобы освежить нашу память, поведали нам о том, как мы попали сюда. Оказалось, что какой-то фермер обнаружил нас в полдень на пустыре за Медоу-Хилл, примерно в миле от старого кладбища, в том самом месте, где некогда, по слухам, находилась бойня. У Мэнтона было два серьезных ранения груди и несколько мелких резаных и колотых ран на спине. Я отделался более легкими повреждениями, зато все тело мое было покрыто ссадинами и синяками самого удивительного свойства; один из кровоподтеков, например, напоминал след копыта.

Мэнтон явно знал больше, чем я, однако он ничего не сказал озадаченным и заинтригованным врачам до тех пор, пока не выведал у них все, что касалось характера наших ран. Только после этого он сообщил, что мы стали жертвами разъяренного быка выдумка, на мой взгляд, довольно неудачная, ибо откуда было взяться в таком месте быку?

Как только врачи и сиделки удалились, я повернулся к приятелю и шепотом, исполненным благоговейного страха, спросил: – Но, Боже правый, Мэнтон, что это было на самом деле? Судя по характеру ран, это было оно. Ведь так?

И хотя я почти догадывался, каким будет ответ, он ошеломил меня настолько, что я даже не ощутил чувства торжества от одержанной победы. – Нет, это было нечто совсем другое, прошептал Мэнтон. Оно было повсюду… какое-то желе… слизь… И в то же время оно имело очертания, тысячи очертаний, столь кошмарных, что они бегут всякого описания. Там были глаза и в них порча! Это была какая-то бездна… пучина… воплощение вселенского ужаса! Картер, это было неименуемое!

Каждая тайна влечет за собой новую тайну. С тех пор как мое имя стало ассоциироваться с необъяснимыми ситуациями, я все время пытаюсь бороться против обстоятельств, связанных в умах людей с моей деятельностью и репутацией. Большинство этих событий не представляет никакого интереса, хотя некоторые из них были даже драматичными. Какие-то случаи доставляли мне лишь приятные ощущения опасности, другие же заставляли прибегать к довольно обстоятельным научным и историческим исследованиям. Я всегда свободно обсуждал эти события и продолжаю это делать, за исключением лишь одного случая, о котором до сегодняшнего дня не решался упоминать. Я вынужден все рассказать только лишь из-за расследования, предпринятого издателями некоего иллюстрированного журнала, разжигающими ажиотаж вокруг этого сугубо личного дела. Речь идет о частном визите в Египет 14 лет назад, о котором я по многим причинам избегал говорить. С одной стороны, я не стремился извлечь выгоду ни из опубликования различных достоверных событий и обстоятельств, вероятно неизвестных тысячам глазеющих на пирамиды туристов, ни из раскрытия секретов, ревниво охраняемых большими людьми в Каире. С другой стороны, мне не хотелось рассуждать о происшествии, в котором мое больное воображение могло сыграть огромную роль. То, что я видел или мне казалось, что видел, без сомнения не происходило. Мое возбужденное состояние, в котором я находился вследствие исключительных обстоятельств, увлекло меня в одну фатальную ночь в это приключение.

* * *

Был январь 1917 года. Мой контракт в Англии только что закончился, и я подписал новый о гастролях в австралийских театрах. У меня было достаточно времени для переезда, и я решил извлечь из этого максимум выгоды. Сопровождаемый моей супругой я, не теряя времени, перебрался на континент и взошел на борт теплохода "Мальва", шедшего в Порт-Саид: я решил проехаться по основным историческим местам Нижнего Египта перед тем, как отправиться в Австралию. Это путешествие, прекрасное само по себе, было к тому же украшено многочисленными номерами находящегося на борту теплохода фокусника. Желая оградить свой покой, я сначала путешествовал инкогнито. Но банальные трюки, с помощью которых фокусник старался покорить пассажиров, возбудили у меня желание превзойти его, и мне пришлось раскрыть свое имя. Я коснулся этого эпизода из-за тех последствий, которые он вызвал позднее и которые я должен был бы предвидеть, прежде чем раскрывать свое имя на переполненном туристами пароходе в долине реки Нил. В итоге, куда бы я ни пошел, меня повсюду узнавали, что, безусловно, лишило меня и мою супругу необходимого покоя. Я предпринял эту морскую прогулку в надежде насладиться достопримечательностями древней долины, а в итоге сам стал объектом любопытства со стороны других пассажиров.

Приехав в Египет в поисках живописных и мистических мест, мы были несколько разочарованы, когда корабль бросил якорь в Порт-Саиде. Песчаные дюны, бакены, качающиеся на низкой воде, и маленький сумрачный европейский город, в котором интерес представляла, пожалуй, лишь статуя Лессе-па, только усилили наше нетерпение добраться, наконец, до настоящих туристских мест. Мы решили побывать в Каире, затем у пирамид и отправиться в Австралию на пароходе из Александрии, что позволило бы нам посетить греко-романские места этого города. Четырехчасовой переезд по железной дороге показался нам довольно сносным. Мы увидели большую часть Суэцкого канала, вдоль которого поезд следовал до Ис-маилии, и успели почувствовать дыхание Древнего Египта, обнаружив реставрируемый канал эпохи Средней Империи.