Зов Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт

Дорога, по которой мы ехали на верблюдах, резко изгибалась влево перед отделением полиции, почтой, аптекой и лавочками. Далее она тянулась на юго-запад, образуя петлю вокруг скалистого плато, и заканчивалась на краю пустыни у подножия громадной пирамиды. Мы прошли вперед вдоль западной стороны гигантского сооружения, нависающего над долиной более мелких пирамид, на западе от которых сверкал вечный Нил, а на востоке блестела не менее древняя пустыня. Три огромные пирамиды казались совсем близкими. Величайшая из них, лишенная внешней оболочки, позволяла видеть ее огромные каменные глыбы, тоща как другие еще оставались закрытыми то тут, то там покровом, придававшим им с древних времен завершенный облик. Мы спустились к Сфинксу и молча стояли, загипнотизированные взглядом его жутких глаз. На широком каменном портале еле виднелась эмблема Ре-Каракта, с которым путали Сфинкса последующие династии. И хотя песок уже скрыл табличку, находящуюся между гигантскими лапами, мы припомнили, что именно написал там Тутмос IV, будучи тогда еще принцем. От улыбки Сфинкса нам стало немного не по себе. Мы вспомнили о легенде, повествующей о подземных переходах, находящихся под этим гигантским созданием и ведущих в такие глубины земли, о которых человек не осмелится даже намекнуть. Эти бездны связаны с тайнами, более древними, нежели появившиеся на свет династии, – с длительным присутствием необычных богов с головами животных в древних пантеонах Нила.

Другие туристы уже подходили к нам, и мы отошли на пятьдесят метров к юго-западу, ко входу в храм Сфинкса и, как я уже говорил, к большому входу, ведущему к погребальной часовне второй пирамиды. Большая часть этих развалин погрузилась в пески. Спустившись с верблюда и пройдя по современному переходу, я достиг белоснежного коридора и подумал, что Абдул и немецкий рабочий показали нам не все из того, на что стоило бы посмотреть.

После этого мы сделали обычный обход пирамид, посетив вторую с развалинами погребальной часовни на западе, третью, и остальные мелкие пирамиды на юге, скалистые могилы IV и V династий и известную могилу Кэмпбела, находящуюся на глубине пятидесяти трех метров в зловещем саркофаге. От Большой Пирамиды до нас донеслись крики. Бедуины, окружив группу туристов, предлагали им участие в быстром спуске с памятника. Рекордная скорость подъема и спуска равнялась семи минутам, но местные жители, жадные до денег, уверяли, что это можно сделать и за пять минут, если дать им хороший "бакшиш". Однако любителей не нашлось. Абдул сам провел нас на вершину здания, откуда открывался великолепный вид: далекий сверкающий Каир, окруженный фиолетовыми холмами, и все пирамиды в окружностях Мемфиса от Абу Рош на севере до Дашира на юге. Вдали в песках отчетливо виднелись пирамиды Сахары – среднее между мастаба и настоящими пирамидами. Именно около одного из таких памятников была открыта знаменитая могила Пернеба, в четырехстах километрах к северу от скалистой долины Тэбы, где покоится Тутанхамон. Я затаил дыхание. Перспектива вечности и тайны, которые каждый из этих памятников, казалось, содержал в себе, наполнила меня таким уважением и чувством безграничности времени, которые я никогда раньше не испытывал.

Усталые от восхождений, раздраженные поведением несносных бедуинов, которые, казалось, бросают вызов всем правилам хорошего тона, мы решили не путешествовать по узким проходам пирамид. И все же несколько отважных туристов готовились проникнуть в удушливые узкие коридоры могучего мемориала Хеопса. Подозвав нашего местного телохранителя и еще раз заплатив ему, мы возвратились в Каир вместе с Абдулом Рейсом. Но уже после обеда сожаление о том, что мы не оказались более смелыми, охватило нас. О подземельях рассказывали столько удивительных вещей! О них не прочитаешь ни в одном путеводителе. Ведь не говорится же там, что входы в большое количество подземных переходов были торопливо скрыты и замурованы подпольными археологами, начавшими здесь свои исследования. Естественно, слухи не основывались ни на чем конкретном, но все же было любопытно, почему посетителям постоянно мешают проникнуть ночью в пирамиду, а днем запрещают доступ во внутренние залы склепа Великой Пирамиды.

А может быть, тут свою роль сыграл психологический эффект к странному чувству, вызванному нахождением внутри громадного каменного блока, добавляется ощущение необходимости проползти для этого по узкому проходу, где возможна любая западня, а малейшая неосторожность или случайность могут вызвать завал прохода. Все это казалось и страшным, и притягательным одновременно, и мы решили при первой же возможности возвратиться на плато пирамид. Такой случай представился мне гораздо раньше, чем я ожидал.

Вечером туристы нашей группы, еще изнуренные утомительной программой дня, решили отдохнуть. Вместе с Абдулом Рейсом я вышел прогуляться по живописному арабскому кварталу. Я уже видел его при свете дня, но хотел еще раз взглянуть на улочки и базар ночью, когда глубокая темнота и слабые лучи света придают всему особое великолепие. Людской поток стал меньше, но движение было еще оживленным, когда мы наткнулись на группу бедуинов, пирующих на рынке Нахасин, где торгуют кожей. Главным среди них казался надменный молодой человек в феске, с крупными чертами лица. Он заметил нас и с ярко выраженным недовольством узнал моего гида, человека знающего, но высокомерного и полного презрения к окружающим. Может быть, думал я, ему не нравится его улыбка, странно воспроизводящая гримасу Сфинкса, которую я часто замечал с некоторым раздражением на лице Абдула, или ему не по душе был его низкий голос? Сразу разгорелась жаркая словесная перепалка. И вскоре Али-Зиз, как его звали, схватил и начал трясти Абдула за одежду, что повлекло за собой отпор со стороны моего компаньона. Вскоре вся ссора свелась к мощной потасовке потерявших всякое хладнокровие противников. Драка, несомненно, могла принять и худший оборот, если бы я не вмешался и не растащил противников. Мое посредничество, которое, казалось, вначале было плохо принято с обеих сторон, в итоге помогло обрести всем передышку. Противники укротили свой гнев и с мрачным видом стали приводить себя в порядок. С достоинством, столь глубоким, сколь и внезапным, оба заключили любопытный договор чести, который, как я вскоре узнал, являлся каирским обычаем, восходящим к древности. Они должны будут уладить свой спор с помощью боксерского поединка на вершине Великой Пирамиды после того, как ее покинет последний любитель лунного света.

Каждый из противников соберет группу секундантов, и встреча, состоящая из нескольких раундов, будет проведена в самой цивилизованной манере ровно в полночь.

Эта программа меня сильно возбудила. Сама встреча обещала быть зрелищной, а мысль о поединке на вершине античного сооружения под бледным светом луны затрагивала мое воображение. По моей просьбе Абдул согласился включить меня в группу своих секундантов. Таким образом, остаток вечера я провел с ним в различных притонах наиболее "горячего" квартала города, преимущественно на северо-западе Эзбекии, где он собрал великолепную банду из местных головорезов. Чуть позже девяти часов наша группа взобралась на ослов, носящих королевские имена или имена знаменитых людей, как, например, Рамзес, Марк Твен, Д.П.Морган и Миннехед, и двинулась в лабиринт улиц, одновременно восточных и западных. По мосту с бронзовыми львами мы перебрались через бурлящий Нил и неспешным галопом поскакали по дороге в Гизу. Путь занял у нас немногим более двух часов. Приближаясь к месту назначения, мы встретили последних возвращающихся туристов, поприветствовали последний троллейбус и, наконец, остались наедине с ночью, прошлым и спектральной луной. Затем впереди мы увидели огромные пирамиды. Они, казалось, источали непонятную и древнюю угрозу, чего я не заметил днем. Даже в облике самой малой из них таилось нечто угрожающее. Не была ли эта пирамида той, в которой заживо похоронили царицу Нитокрис из VI династии, хрупкую царицу Нитокрис, пригласившую однажды всех своих врагов на большой пир в храме, находящемся ниже уровня Нила, и утопившую их, приказав открыть затворы шлюзов? Я вспомнил, что арабы бормотали странные слова по поводу Нитокрис и избегали третьей пирамиды в некоторые четверти луны. И, возможно, думая о ней, Томас Мур написал несколько строк, повторяемых лодочниками Мемфиса: