Грюнвальдская битва - Ян Длугош

на Мариенбург. Этот поход был поистине победоносным. Все замки и города сдавались один за другим, как рассказывает Длугош. Орденская хроника тоже вынуждена констатировать, что и рыцари, и слуги, и самые крупные города страны — все перешли на сторону короля, и все присягали ему на верность.[438]

25 июля союзные войска стояли под Мариенбургом. Началась осада замка. Она носила столь стремительный и угрожающий характер, что уже в начале августа избранный наместником Ордена Генрих фон Плауэн обратился с просьбой к Владиславу-Ягайле начать мирные переговоры. Переговоры эти ни к чему, однако, не привели.

Последовавшие дальше события — снятие осады и уход польско-литовско-русского войска из-под Мариенбурга, потеря всех занятых раньше замков и городов, наконец условия мира, — все это вызвало упреки и нарекания в адрес Владислава-Ягайлы со стороны Длугоша, а затем под воздействием его и в последующей польской историографии. Причины всех этих неудач видели в том, что король не использовал выгодного момента после блестящей победы под Грюнвальдом, когда уничтожены были все военные силы Ордена, и не поспешил немедленно завладеть Мариенбургом.

Польские историки последнего времени стараются снять это обвинение с короля, выдвигая, на наш взгляд, весьма убедительные объяснения тех или иных его действий, и дают новую оценку последовавшим за Грюнвальдом событиям, с которой, нам кажется, можно согласиться.

Как поясняет С. Кучинский, король не мог выступить с войсками сразу же в ночь с 15 на 16 июля. Войско было измучено и еще не вполне были известны результаты боя. 16-го обстановка разъяснилась, и хотя королевский совет настаивал на трехдневном отдыхе, по настоянию короля войско выступило все-таки в дальнейший путь после однодневного отдыха, 17-го числа. И идя медленно, занимая по дороге орденские замки, что отнимало много времени, только 25 июля подошло к Мариенбургу, когда там уже целую неделю находился Генрих фон Плауэн, прибывший 18 июля.

Король мог бы выслать вперед несколько отрядов, чтобы они захватили Мариенбург врасплох и овладели им. Но чтобы осуществить это, им надо было прибыть к Мариенбургу до того, как там появился Генрих фон Плауэн, т. е. не позже вечера 17 июля. При стокилометровом же расстоянии между Грюнвальдом и Мариенбургом это было невозможно. Для этого таким отрядам надо было бы выступить из Грюнвальда самое позднее 16-го утром, т. е. тогда, когда обстановка еще была неясна.[439]

Самый Мариенбург оказался весьма твердым орешком. Построенный наподобие других орденских крепостей, он отличался от них величиной и большей мощностью укреплений. При уровне военной техники начала XV в. взять его было почти невозможно. Кроме того, к приходу союзного войска гарнизон крепости представлял уже достаточно большую силу, насчитывая до 4 тысяч хорошо вооруженных человек.[440] Единственно на что можно было рассчитывать, это на капитуляцию самих защитников крепости, вызванную голодом или эпидемиями, или на измену с их стороны.

Польско-литовско-русское войско, представленное феодальным ополчением, не было способно ни для штурмов таких мощных крепостей, ни для многомесячного стояния под их стенами в ожидании добровольной сдачи. Наемных же войск у короля было немного, да и удержать их на длительное время нельзя было из-за истощения средств и невозможности расплаты с ними. Кроме того, приходили к концу запасы пороха и ядер,[441] создавалась угроза, что в скором будущем отпадет возможность производить обстрел крепости. Но, очевидно, самой главной причиной было, как это указывает и Длугош, начавшееся разложение в рядах войск. Одни стремились домой отдохнуть, другие грозились уйти, если им не будут аккуратно платить.

Все эти обстоятельства могли побудить короля снять осаду, не добившись победного конца, и дать приказ об отходе.

В этом решении Владислава-Ягайлы могли сыграть роль и распространившиеся слухи о вторжении войск Сигизмунда, короля венгерского, в южные районы Польши. Владиславу-Ягайле хорошо было известно о существовавшем между Сигизмундом и Орденом договоре. И если сейчас он мог расценить это известие как простой слух, то имел все основания опасаться такого вторжения в ближайшее время. Король знал, вероятно, и о том, что Сигизмунд, в это время особенно заинтересованный в поддержке Ордена,[442] уже прислал ему ободряющее письмо, в котором обещал свою помощь.[443]

Уход из-под Мариенбурга и вообще с территории Орденского государства рассматривался польско-литовским командованием как временный отход, но ни в коем случае не как отступление перед неприятелем и отказ от занятой неприятельской территории. Это доказывает весь обратный путь польского войска. Хотя Длугош и говорит, что Владислав-Ягайло возвращался как побежденный, а не как победитель, однако рассказ Длугоша о возвращении противоречит этому. Владислав-Ягайло шествовал со всеми своими военными силами как хозяин страны, одаряя города и епископов привилегиями, оставляя гарнизоны в занятых орденских замках, снабжая их продовольствием и оружием.

Что, действительно, Владислав-Ягайло не считал войну оконченной, а лишь временно прекращенной, показывают его действия после возвращения в Польшу. Едва перейдя границу и распустив войско по домам, он начинает собирать новые силы, призывая под оружие пограничные с Орденом земли — великопольскую, серадзскую, ленчицкую, куявскую и добжинскую, и в то время, когда уже многие захваченные им орденские замки перешли обратно под власть Ордена, когда крестоносцы приободрились и начали чувствовать себя хозяевами положения, наносит им второе сокрушительное поражение под Короновым.

Битва под Короновым явилась блестящим завершением кампании, начатой победой под Грюнвальдом. Успех битвы был теснейшим образом связан с Грюнвальдским боем. Твердая уверенность в своих силах, в возможности победы над орденским войском, вынесенная из Грюнвальдской битвы, высокий патриотический подъем и боевой дух, порожденные ею, помогли польскому рыцарству одолеть в два почти раза превосходившие силы противника.

Победа под Короновым, можно сказать, компенсировала уход из-под Мариенбурга. Несмотря на то, что столица Ордена не была захвачена, и все ранее занятые замки вернулись обратно к Ордену, плоды победы под Грюнвальдом не были потеряны. В конечном счете Польша выиграла войну.

Условия заключенного в феврале 1411 г. Торуньского мира были вовсе не так незначительны для Польши и Литвы, как это расценивалось до сих пор в исторической науке.

Торуньский мир на самом деле был большим достижением Польского государства. Правда, Польша на основе его вернула себе только Добжинскую землю, остальные польские земли остались за Орденом, но фактом чрезвычайной важности было то, что Орден согласился отменить решение третейского суда, состоявшегося в начале 1410 г., ставившее возвращение Добжинской земли в зависимость от возвращения ему Жмуди. А отказываясь по Торуньскому договору от Жмуди, пусть даже временно, крестоносцы этим самым отказывались от территориального объединения с Ливонским орденом, за что вели борьбу почти два столетия.