Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Он посмотрел на командира и приказал:

– Возвращайтесь к церкви и принимайтесь за работу. Я хочу, чтобы вы вырвали у этого города сердце. Мне оставьте пистолет и пару ваших людей.

Тот вынул FN 5–7 из кобуры, передал Тио и сказал:

– Я остаюсь. Вы платите мне за защиту. Как-то спокойнее, когда я рядом и сам могу отработать свою зарплату.

Он подозвал солдата в полной обмундировании, с лицом, закрытым маской и тактическими очками:

– Останешься со мной. Остальные – в город!

И, обращаясь к Моргану, добавил:

– Вы тоже. Сейчас вам тут быть не обязательно.

Тио перерезал наручники Малкэя, затем протянул ему нож. Малкэй внимательно осмотрел оружие. Семь дюймов длиной, с крепким перекрестием, лезвие толстое, не гнется и очень острое. Вряд ли стоит спрашивать для чего.

Такой нож без труда срежет кожу с мышц.

Командир протянул боссу вставленные в рамки фотографии дочерей и распечатку фотографии почерневшего черепа сына.

– Ты все еще хочешь спасти отца? – спросил Тио. – Тогда добудь мне имя ублюдка, приказавшего убить моего сына.

Затем Тио повернулся и зашел в ангар.

Соломон услышал, как подъехала машина. Снаружи раздались голоса, звук приближающихся шагов.

Он был подвешен за руки к стальной балке, тянущейся поперек ангара. Связывающая запястья веревка заставляла стоять на цыпочках, чтобы унять боль в плечах. Перед тем как его подвесить, Морган приказал снять пиджак и рубашку. Он наставил на Холли пистолет, и Соломону пришлось подчиниться. Ее связали и подвесили рядом, но не раздели. Скорее всего, Соломону уготовили особое обращение.

Шаги стали громче. Появился невысокий коренастый мужчина с нечистой кожей и редеющей темной шевелюрой. Он прошел мимо Соломона к верстаку с аккуратно разложенными инструментами. Осторожно и тщательно установил среди них три фотографии в определенном, лишь ему понятном порядке. На двух, заключенных в рамки, – юные девушки с умными, живыми глазами, сдержанно улыбающиеся в камеру. На третьем фото – закопченный череп с привинченной к нему металлической пластиной. Рамки не было, и мужчине пришлось поставить фото у банки с маслом и подпереть гаечным ключом.

– Кто тебя послал? – закончив возиться с фотографиями, по-испански спросил мужчина.

Соломон изучил фотографии. Девушки, несомненно, родственницы. Возможно, сестры. К чему обгорелый череп – непонятно, но вряд ли сулит что-нибудь хорошее.

– Кто тебя послал? – повторил мужчина по-английски и посмотрел в лицо Соломону.

Мужчина походил на девушек. Вернее, они – к несчастью для них – походили на мужчину. Как, должно быть, и обладатель черепа, перед тем как на нем обгорела плоть.

Мужчина заметил, куда глядит Соломон.

– Это моя семья. Моя плоть и кровь. Моя кость. Все теперь гниет. Все ушло. Они звали меня «папа». Все остальные зовут меня «Папа Тио». Ты слышал обо мне?

Соломон покачал головой.

Тио кивнул кому-то невидимому, и подтянутая веревка врезалась в кисти.

Коснувшийся кожи нож был холодным. Но врезавшееся лезвие показалось раскаленным добела. Оно пылало, кроя плоть, проходя под кожей чуть выше мышц, рассекая капилляры и нервные окончания, вызывая ощущения куда сильнее обычной боли, превратившись почти в наслаждение. Соломон задыхался, дрожал и отчаянно пытался не завыть, пока чудовищные волны ощущений, захлестывавших его, постепенно не спали. По спине растеклась кровь, закапала на испятнанный маслом цемент пола. Спину словно окатывали кипятком.

Соломон открыл глаза и посмотрел на Холли. Та глядела на него – перепуганная до беспамятства, пораженная неспешно разворачивающимся перед ней ужасом. Соломон подмигнул, чтобы приободрить ее, а заодно и себя: ведь кто знает, чем это закончится? Потом перевел взгляд на фотографии и спросил:

– Чей это череп?

– Ты знаешь. Ты знаешь, кто я, и знаешь, кто он. – Глаза у Тио были как у мертвеца.

– Нет, не знаю.

– Тогда позволь мне рассказать. Он – причина всех моих дел. Из-за него я продолжал дышать, выползал по утрам из постели. Говорят, дети дают человеку причину жить, когда его жизнь перевалила за половину. Это правда. Но кто-то отнял у меня мои причины, одну за другой. Думаю, ты знаешь, кто это. И потому, если мне придется разрезать тебя на кусочки, чтобы это узнать, – я разрежу. У меня не осталось ничего, кроме времени.

Тио кивнул стоящему за спиной Соломона человеку с ножом, уже резавшему и готовому резать снова в тех же местах, в каких резал Такера.

– Погодите! – воскликнул Соломон, осененный внезапной идеей.

Он повернулся, насколько смог, и скосил глаза на стоящего за ним человека:

– Как вас зовут?

– Какая разница? – ответил тот.

– Вам не кажется, что у нас с вами очень близкие отношения? Вы суете в меня нож, отрезаете куски. Могли бы, по крайней мере, назвать ваше имя.

– Майкл. Майкл Малкэй.

– Эй, вы, двое! – окликнул Тио. – Вы что, трахаться собрались или мы будем заниматься делом?

Соломон ощутил спасительную соломинку и постарался, чтобы Папа Тио хорошо расслышал следующий вопрос:

– Скажите мне, Майкл, зачем вы инсценировали пытку старины Такера?

Тио уставился на Малкэя:

– Это он о чем?

– Все надрезы на коже старика были сделаны после смерти. Обнаружив его, я удивился: отчего Элли Такер не встревожилась, услышав крики умирающего отца. Она не знала, что он умер, когда вышла искать меня. И почему вы не закрыли ее понадежнее, не убили? Захваченная врасплох слепая девушка – не проблема для такого, как вы. А потом я понял: она не слышала криков боли, потому что их не было. Вы убили старика быстро и даже милосердно. Точный укол в сердце – и старик истек кровью. Умер за секунды. А потом вы изобразили пытку. Зачем?

Тио вытащил из-за пояса пистолет и прицелился в Малкэя. Капитан с солдатом тоже.

– Хороший вопрос, – заметил Тио. – В самом деле – зачем?

Малкэй прошел вперед – туда, где его мог видеть Соломон. В руке Малкэй держал окровавленный нож и глядел на него, словно впервые.

– Выдала кровь, да? – осведомился он, не обращая внимания на три нацеленных ствола. – Надрезы слишком чистые, потому что старик уже истек кровью.

Тио покачал головой и вытащил из кармана телефон:

– Знаешь, единственная причина, по которой я еще не всадил пулю тебе в голову, – это мое желание увидеть твое лицо в момент, когда ты услышишь агонию своего сраного папочки.

Он нажал кнопку быстрого набора, включил динамик. По ангару раскатилось протяжное пиканье. Но трубку никто не снял. Тио проверил телефон, набрал номер снова.