Мемуары гейши - Артур Голден

Должна признаться, я не очень умею считать деньги. Многие гейши гордятся отсутствием наличных денег. Даже здесь, в Нью-Йорке, я живу так же. Хожу в магазины, в которых меня знают, где продавцы записывают все мои покупки, а когда в конце месяца приходит счет, я прошу своего помощника оплатить его. Так что вы видите, я до сих пор не могу сказать, сколько денег трачу или на сколько флакон духов стоит дороже, чем журнал. Поэтому мне меньше всего подходит рассуждать о деньгах. Тем не менее хочу сослаться на слова своего близкого друга, сказавшего мне — а он знал о чем говорил, потому что был Министром финансов Японии в 1960-е годы — деньги дешевеют с каждым годом, поэтому мизуаж Мамехи в 1929 году стоил гораздо больше, чем мой в 1935-м, хотя мой и составил одиннадцать тысяч пятьсот йен, а мизуаж Мамехи — семь или восемь тысяч йен.

Конечно, все эти рассуждения никого не волновали во время продажи моего мизуажа. Все считали, что я установила новый рекорд, и он держался до 1950 года, когда начинающей гейшей стала Кацумийо, с моей точки зрения — величайшая гейша двадцатого века. Хотя, учитывая мнение Министра финансов, настоящий рекорд оставался за Мамехой до 1960-х годов. Но независимо от того, кому принадлежал настоящий рекорд — мне, Кацумийо, Мамехе или даже Мамумицу в 1890-х годах, можете представить, как начали чесаться маленькие Мамины ручки, когда она услышала о рекордной сумме денег.

Нет сомнений, именно это подтолкнуло Маму удочерить меня. Плата за мой мизуаж оказалась более чем достаточной для возвращения всех моих долгов окейе. Если бы Мама не удочерила меня, некоторые из этих денег попали бы в мои руки. Можете себе представить чувства Мамы по этому поводу. Когда же я становилась дочерью окейи, мои долги переставали существовать, но все мои доходы шли в окейю, причем не только за мизуаж, но и все последующие.

Удочерение состоялось на следующей неделе. Мне уже однажды изменили имя, а теперь изменили и фамилию. В подвыпившем доме на морском берегу жила Сакамото Чио. Теперь меня звали Нитта Саюри.

Из всех важных моментов в жизни гейши мизуаж считается главнейшим. Мой состоялся в июле 1935 года, когда мне было пятнадцать лет. Все началось после обеда. Мы с Доктором Крабом выпили сакэ во время церемонии, связавшей нас вместе. Смысл этой церемонии заключался в том, что, даже если сам мизуаж завершится довольно быстро, Доктор Краб на всю дальнейшую жизнь останется моим партнером по мизуажу, хотя это и не дает ему каких-то особых привилегий. Церемония проходила в чайном доме Ичирики в присутствии Мамы, Анти, Мамехи, а также хозяйки Ичирики и господина Бэкку, моего костюмера. На меня надели наиболее официальную одежду начинающей гейши — черное платье с красным нижним бельем, цвет которого символизировал начало. Мамеха велела мне вести себя очень сдержанно, как будто у меня совсем отсутствует чувство юмора. Учитывая мое волнение, мне это было несложно сделать, когда я шла по коридору чайного дома Ичирики с длинным шлейфом моего кимоно, волочившимся по полу.

После церемонии мы все пошли в ресторан Китчо на обед. Обед также считался официальным мероприятием, поэтому я совсем мало говорила и еще меньше ела. За обедом Доктор Краб, вероятно, начал думать о том, что произойдет позже, и сидел со скучающим видом. Каждый раз, когда я смотрела на него, он сидел, уставившись в стол, как на деловой встрече.

После обеда господин Бэкку доставил меня на рикше в прекрасную гостиницу рядом с храмом Нанзэн-Йи. Он побывал там заранее, забронировал комнату и подготовил мою одежду. Сейчас он помог мне снять парадное кимоно и переодел в более простое, с поясом без набивок, которые доставили бы неудобство Доктору. Узел Бэкку завязал так, чтобы его можно было легко развязать. Когда меня полностью одели, я так нервничала, что господин Бэкку вынужден был проводить меня в мою комнату и посадить около двери в ожидании прихода Доктора. После его ухода я испытала такой ужас, будто мне предстояла операция по удалению почки, печени или чего-нибудь в этом роде.

Вскоре появился Доктор Краб и попросил меня заказать для него сакэ, пока он примет ванну. Мне показалось, он ожидал, что я помогу ему раздеться, так странно он посмотрел на меня. Но мои руки стали такими холодными и неловкими, что я усомнилась в том, что смогу это сделать. Он появился через несколько минут одетый в пижаму и открыл дверь в сад, где мы сели на маленьком деревянном балконе, потягивая сакэ и слушая сверчков и шум ручья внизу. Я пролила сакэ на кимоно, но Доктор не заметил этого. Честно говоря, казалось, он вообще ничего не замечает, разве что рыбу, вынырнувшую в ближайшем пруду, на которую он указал мне, словно никогда не видел ничего подобного. Пока мы сидели на балконе, пришла служанка и застелила нашу постель.

Наконец, Доктор оставил меня на балконе и вошел в комнату. Я села так, что могла наблюдать за ним краем глаза. Он достал из своей сумки два белых полотенца и положил их на стол. Затем разложил на постели подушки, подошел к двери и стоял до тех пор, пока я не поднялась с колен и не пошла к нему.

Он снял мой пояс и велел мне лечь поудобнее на постель. Мне все казалось странным и пугающим, любое движение — неудобным. Но я легла на спину и подложила под голову подушку. Доктор развязал мое платье и долго изучал то, что находилось под ним. Затем он начал растирать мои ноги, и это помогло мне расслабиться. Процедура продолжалась довольно долго, наконец, он взял два белых полотенца, распакованных раньше, велел мне поднять бедра и расстелил их подо мной.

— Полотенца впитают в себя кровь, — сказал он мне.

Конечно, в процессе мизуажа всегда бывает какое-то количество крови, но мне никто толком не объяснил почему. Уверена, стоило вести себя как можно более спокойно и даже быть благодарной Доктору за такую предусмотрительность, но вместо этого я выкрикнула: «Какая кровь?» При этом из-за пересохшего горла мой голос срывался.

Доктор Краб начал объяснять, что девственная плева, хотя я и не представляла, что это такое, часто кровоточит, когда рвется, и так далее… Я пришла в такой ужас от услышанного, что приподнялась с постели, а Доктор положил руки мне на плечи и мягко вернул в исходное положение.

Думаю, такого рода беседа могла бы подавить аппетит некоторых мужчин к тому, что они собирались делать, но Доктор не принадлежал к их числу. Он закончил объяснение и сказал мне:

— У меня уже второй раз появляется возможность взять твой образец крови. Можно, я тебе покажу?

Туг я заметила маленький деревянный ящик. Доктор достал ключ из кармана своих брюк и открыл ящик. В нем хранились крошечные, закрытые пробками, стеклянные пробирки с именами различных гейш. Среди этих имен я увидела имя Мамехи, великой Мамикичи и довольно много других знакомых имен, в том числе и подруги Хацумомо Корин.

— Эта — твоя, — сказал Доктор, доставая одну из пробирок.

Он написал мое имя с ошибкой. В пробирке находилось нечто, напоминающее раздавленную сливу, но только более коричневого цвета. Доктор вытащил пробку и щипцами достал ватный тампон.

— Обычно я не храню кровь своих пациентов, но ты мне очень понравилась. Я решил обязательно стать твоим клиентом по мизуажу. Согласись, это довольно необычно иметь не только твою кровь, собранную во время мизуажа, но также кровь из раны на твоей ноге.