Тайна убийства Столыпина - Виктор Геворкович Джанибекян

грабителя, а представляется нам сотрудником вашей тайной службы. Кстати, он уверенно даёт гарантию налётчикам в полной безнаказанности в случае, если русская полиция их задержит. Гарантирует безопасность и возможность укрыться на территории Германии. Мы также имеем информацию, что налётчики должны будут оставить следы, которые приведут полицию к русским социалистам. Их позже и обвинят в дерзком ограблении. Но это ещё не всё...

Бок, молча слушавший немца, не выдержал:

— А что может быть ещё? Разве этого мало!

— Да, господин Бок, к сожалению, не всё, — повторил офицер. — Главная задача состоит не в том, чтобы украсть ценности, а в том, чтобы наследить — похитить какие-то бумаги, которые могут быть преданы гласности и очернить господина Столыпина в неблаговидных делах. В этом замысел провокации.

Бок, понятно, стал задавать вопросы, которых не мог не задать. В первую очередь его интересовало, кто может стоять за спиной этого таинственного человека, появившегося в Ковно и готовящего дерзкий налёт.

— Не знаю, — честно ответил офицер. — Я передал вам всё, что мне известно на этот час. Возможно, завтра мне станет известно и ещё что-то, но по опыту своей работы я знаю, что второй утечки информации в таком деле может больше и не быть. Подобные секреты редко выплывают наружу, особенно тогда, когда они касаются крупных личностей.

— Выходит, что цель налёта не ценности, а какие-то бумаги, имеющие важное значение для обеих сторон?

— Выходит, что так. Поэтому информация и заинтересовала прусскую политическую полицию, и возможно, она будет передана в ваш департамент полиции.

Чувствовалось, что немец не был расположен обсуждать тему, а хотел ограничиться лишь передачей информации.

— Вы упомянули пограничную стражу... Неужели организатор провокации имеет связи с пограничной стражей и надеется в нужный момент получить от неё помощь?

— Мне кажется, что человек этот представляет интересы каких-то влиятельных лиц в русской полиции и потому имеет выход на пограничную стражу, — ответил немец. — Потому в нашем руководстве колеблются, стоит передавать подобное сообщение русской стороне или нет. Может быть, не нужно нам лезть в ваши дела?

Бок сказал уверенно:

— Нужно! Вам следует передать эту информацию по официальным каналам, и немедленно! Что касается меня лично, то я постараюсь довести её до известного вам лица. Ваше имя останется в тайне.

— Я надеюсь. — Немец считал, что выполнил свой долг, передав важное сообщение Боку.

Он долго не решался сказать главное, и Бок это чувствовал, но потом, когда их разговор состоялся, когда они поняли друг друга и были даны гарантии сохранения тайны, сказал то, что, может, и не хотел вначале говорить.

— Объясню вам, почему в донесении упоминается пограничная стража и почему мои руководители колеблются, стоит передавать ли вам информацию? Дело в том, что ваша стража подчинена генералу Курлову, а он, и это в Берлине хорошо известно, близок к самому императору. Мои руководители опасаются трений между нашими императорами. Наш министр, например, не горит желанием раскрыть это дело. Кто знает, как дальше сложатся наши отношения? Не будем же мы их омрачать.

— Простите меня за откровенность, — сказал Бок, — почему же вы пошли на такой шаг, который может вам дорого стоить? Ведь передача такой информации грозит и вашей карьере?

— Видите ли, господин Бок, и у нас в стране есть сторонники вашего премьера. Нам доподлинно известно, что Столыпин уже однажды предотвратил войну между нашими странами, и мы, в том числе и я, заинтересованы в том, чтобы Германия и Россия дружили и были союзниками. Тогда наша дружба помогала бы двум нашим странам управлять всей Европой, ни одна другая страна не значила бы больше, чем наш союз. Мои сторонники за такую дружбу.

— Что ж, и я за такой союз, — ответил морской агент Бок. — И я за сильные Россию и Германию! А за информацию спасибо. Я всегда готов ответить вам взаимностью.

Когда Бок передал Столыпину и это сообщение, полученное от немецкого офицера, Пётр Аркадьевич поморщился, словно попробовал горький лимон.

— Всё это похоже на плохую выдумку, — сказал он. — У меня нет никаких богатств в имении: если на меня хотят совершить покушение, это совсем другое дело. Не думаю, что Курлов такой дурак, чтобы готовить моё убийство. Что оно ему даст? Он не станет премьер-министром и министром, потому что не имеет таких способностей, и всё это, конечно, знают. Наступит день, когда государь поймёт это...

— Но, папа, Курлов твой явный недоброжелатель... — заметила дочь.

— Пойми меня, я не могу убрать Курлова. Его утвердил государь. Если против Курлова будут какие-нибудь веские аргументы, то государь его отправит в отставку, а так... На основании секретных информаций, почти слухов, государь в его неискренность не поверит. А мне стыдно убеждать государя в обратном, для меня это слишком несолидно, чтобы говорить с ним на такую щепетильную тему.

— Но почему ты, глава правительства, не можешь устранить одного лишь товарища министра? — спросила Мария.

— Неужели ты не понимаешь, дорогая моя? Я живу со связанными руками. Неужели ты не видишь, что я принял правительство в трудное время и многое сделал для того, чтобы оно сохранило в стране порядок и добилось успехов, а теперь, когда порядок восстановлен, многим кажется, что я вовсе им не нужен. А я думаю не о себе, а о государстве. Я хочу ещё немного потерпеть и сделать всё то, что задумал. Из-за Курлова не пойду в оппозицию к государю, которому обещал спокойствие и реформы, столь необходимые государству.

Были ли враги у Столыпина?

Как видим, были. К революционерам прибавился генерал Курлов, а за ним стояла, судя по всему, императрица, которой казалось, что активный, энергичный и заносчивый премьер, в отличие от остальных членов правительства и придворных, иной раз проявляет норов и готов отстаивать свою личную точку зрения, не в пример иным, более покорным.

Был и ещё один серьёзный недоброжелатель, о котором сам премьер не знал, не догадывался, — Григорий Ефимович Распутин, так уважаемый государыней. Этот противником был серьёзным, не то что другие.

Были в противниках и некоторые члены Государственного совета — им не нравилась напористость премьера. Были в противниках и многие депутаты Думы, члены различных партий, которые не принимали новшества и идеи Столыпина. Всё, что предлагал он, было им не по вкусу, и они сопротивлялись принятию законов по-столыпински, а хотели по-своему, хотя многое не видели столь