Братья. Книга 2. Царский витязь. Том 1 - Мария Семенова

– Дальше, дальше, – жадно пробормотал Ветер. – Что вызнала?

Айге будто щурилась из-за строчек, умная, хитрая, терпеливая. Радовалась случаю подразнить.

«На Коновом Вене, как всюду, растёт множество приёмных детей. Большинство не помнит истинного родства. Ещё есть целые деревни, прозываемые андархскими, их считают наследием былых войн. Стало быть, наш отрок для здешнего люда своеобычен наружностью, но не дикообразен…»

– Ну?..

«Я свела дружбу с первейшей злыдницей его племени…»

Осторожная Айге не упоминала имён. Мало ли что могло случиться с гонцом, мало ли кому на глаза могло попасться письмо.

«Старуха честит приёмыша упрямым и дерзким, но особых нечаянностей его появления не вспоминает. Сам отрок брал ложку правой рукой, а у лотка оружейника любопытствовал не больше других. Я устроила ему случай явить силу души и нашла паренька не столь податливым, как мы опасались. Он ходил смотреть маньяков и обратился к Брекале, но скоморох, раздражённый насмешками, его отогнал. Ещё скажу, отрок отменно силён, искусен в лыжном делании и неплохо владеет гуслями, хотя истым даром не взыскан…»

Ветер опустил свиток.

– Не взыскан, – повторил он вслух. – Аодха смешили льстецы, хвалившие его дар гусляра…

«Краткость торгового праздника не дала мне времени послать дочь за последними доказательствами его родства. Будущей весной я предполагаю возобновить нынешние знакомства и, волею Владычицы, установить подлинность того, в чём сомневаюсь сегодня».

Ветер окончательно покинул кресло, заходил по комнате. Многолетняя привычка успела проложить тропинку из угла в угол. Лихарь предлагал сменить старый ковёр, но Ветер отмахивался.

– А ведь в руках был, – прошептал он, глядя сквозь оружие на столе, сквозь годы и каменные стены. По брёвнам тына ползли кровавые струйки, смываемые дождём, а над ними бледными пятнами расплывались детские лица. – В руках был…

Снова взял свиток, начал похлопывать по ладони. Незримая собеседница улыбалась ему с лукавым намёком.

– Ты спросишь, не продешевил ли я, взяв старшего, – сказал Ветер. – Нет, Айге. Не продешевил…

В плохие дни Коршак выселял сына из домашних покоев. Крик, слюна брызгами, тяжёлая палка в старческой, но ещё крепкой руке… Злат собирал по двору пожитки, раскиданную одежду. Шёл ночевать к слугам в людскую. Потом батюшка прощал, приказывал вернуться. Злат втаскивал постель и кожух обратно, заранее зная: скоро всё повторится.

Сестра была добра, но у неё Злат опять жил из милости. И никогда об этом не забывал.

Чёрная Пятерь оказывала ему непривычное уважение. В уютной хоромине было даже окошечко, забранное белым стеклом. Снаружи по стёклышку стучал дождь. Что за радость после душного оболока, где ноги толком не вытянешь!

Вечером Злат валялся на подушках, забавляясь в читимач с ближником по имени Уле́ш, когда в дверь постучали.

– Открой, – кивнул Злат.

За порогом, опираясь на костыли, стояла девушка. Очень маленькая и напуганная. Ворон, тёмная тень за спиной, первым подал голос:

– Ты Надейку видеть хотел, кровнорождённый.

Он держал плетёный подносик тех самых заедок, похожих на душистые живые цветы.

– Входи, добрая чернавушка, – сказал Злат. – Ты славно порадовала меня. Скажи, милая, твоё умение от матери или его тебе привили в котле?

Надейка испугалась ещё больше, оглянулась на Ворона:

– Милостивый господин…

Дикомыт поставил поднос, отступил к двери. Снова обратился в непроглядную тень.

– Милостивый господин, эта чернавка… от образа Справедливой… художество постигала…

Злат заметил:

– Ты вряд ли помнишь цветы. Как вышло, что изделием твоих рук обманулись бы пчёлы?

– Этой чернавке было позволено в книжнице травники созерцать…

Улеш принёс кожаную шкатулку. Злат достал витую серебряную цепочку:

– Носи на счастье, искусница.

Надейка удобней перехватила костылики, низко поклонилась ему. Злат заметил на девичьей шее тесёмочку и на ней – розовый завиток раковины. Улыбнулся:

– Жених подарил?

Надейка вдруг покраснела:

– Просто человек добрый… В болезни пожалел… ни разу не видев…

Злат всё косился в сумрак возле двери. Ему хотелось подзудить, испытать Ворона, он не знал как, злился и не мог показать злости.

– Ступай, славница.

Когда дверь закрылась, в створку через всю комнату полетела подушка.

– И вот с ним в Ямищи ехать! Я думал, нет наглей наших выскирегских мезонек, но этот!..

Улеш помалкивал, уставившись на доску для читимача. Он никогда не перечил Злату и вообще редко открывал рот. Он был на год моложе, а в волосах – полно седины. Злат перевёл дух:

– Твой ход…

Они довершали третий круг игры, когда снаружи донёсся звук, настороживший обоих. Негромкий, трепетный вздох, протяжный, бесконечно печальный…

– Мартхе говорил, башня воет, – прошептал Злат. – Наклонная. Когда с Кияна буря идёт.

Друзья прислушались. Зов повторился, долгий, тоскливый… вдруг взмыл, заворковал, зажурчал древней и простой колыбельной, известной множеству поколений андархов:

Внизу живота разбежались нити жутковатого холода. Злат быстро оглянулся на ближника. Улеш, белый как тесто, зажимал пальцами уши. Злат бессильно обнял друга. Заново ощутил себя щепкой в ручье, уносимой велением обстоятельств, волей гораздо более сильных людей… птахой с крылышками, укороченными от рождения. А он было разлетелся…

В нескольких верстах от крепости, на вольной поляне, у мораничей был устроен боевой городок. Чтобы крепить руку и глаз, разрубая снежных болванов. А промахнувшись мимо цели стрелой, не клеить новую взамен разбитой о камни.

– Ты первый из праведных потомков, кто приехал самолично взглянуть, как мы здесь славим Владычицу, – сказал Ветер.

«Я не царевич и не смею посягать на родство, – ещё при начале знакомства уведомил его Злат. – Ты слишком великодушен…» Ветер посмеялся. И продолжал вести себя так, будто в гости пожаловал сам Гайдияр. Восемнадцать лет домашнего ига дёргали за язык, но Злат не давал ему воли. Что однажды сказано, не поновляй, упреждал Мартхе. Ум клинок, память щит: а его щита никто не пронял…

– Слишком многие довольствуются сказками о страшном котле, где злые похитчики детей варят, – продолжал Ветер.