Горький шоколад - Мария Метлицкая

Сама пописывает стишата, этим она грешила и в юности. Обожает вязать, вот только некому. Да! У нее замечательная коллекция пластинок классической музыки, и это огромное счастье! Питается она правильно, только полезное. Слава богу, она все это любит – мамочка так приучила.

«Простая еда – это всегда полезно», – вспомнила Леля и тут же представила свой холодильник.

Есть у нее и любимый кот – Рыжий. Красавец такой! «Умница – веришь? Умнее собаки! Живем мы с ним дружно».

«А как еще можно жить с котом? – удивилась Леля. – А что он умнее собаки, не верю! Да, Галочка всегда была фантазеркой».

Получалась типичная картина из жизни старой девы – небогатая и уютная квартирка, корзинка с вязаньем, старые пластинки с классической музыкой, счета на оплату в жестяной коробке из-под печенья. И та же самая еда: плошечки с полезной свеклой, тушеной морковкой…

Что изменилось? Что? Чем стало радостнее? Чем веселее?

Те же печаль и тоска, только в другом интерьере. И пейзаж за окном немного другой. Получается так.

А потом, когда все друг про друга узнали и утолили первое любопытство, переписка их постепенно заглохла: Леле, как всегда, было некогда. Писала в основном Галочка – все то же, все так же грустно и однообразно. Спрашивала, не собирается ли Леля в Германию.

Леля не собиралась. Просто в Германии не было дел. А позволить себе поездку «просто так» она не могла. «Просто так» она ездила только на море, в Италию. Любимую Италию, где ей всегда было спокойно, хорошо, комфортно и вкусно. А все остальное – поездки короткие, деловые. Галочку она к себе пригласила – не то чтобы сильно скучала, а так, из вежливости.

Галочка тут же откликнулась: «А что, было бы здорово! Правда, Лелечка? Вместе побродим по Москве, походим по музеям, съездим в нашу школу, повспоминаем, а?»

Леля хмыкнула: «“Погуляем, побродим! Повспоминаем!” Да откуда у меня на это время? “Съездим в нашу школу!” Вот уж совсем смешно!» По школе Леля не тосковала совсем – век бы ее не вспоминать, эту школу. Галочка, Галочка… Как была, так и осталась глупенькой, наивной, восторженной. «А я тоже осталась самой собой – жесткой, несентиментальной и практичной Лелей. Точнее – Ларисой Александровной. Которая стала еще жестче и еще решительнее. И еще менее сентиментальной. Так распорядилась хозяюшка-жизнь. И так распорядилась я сама, Леля».

Скоро или не очень, разговоры о поездке «замылились» – так часто бывает. То Леля не смогла, то Галочке не дали отпуск.

Но теперь возникли Франкфурт и франкфуртская больница.

Муж, хоть и не знал точный и страшный диагноз, тут же впал в хандру и почти ничем не интересовался. Даже своей болезнью. И снова воительницей была объявлена она, Леля. Воительницей, ответчицей и решающей.

Тут и вспомнила про Галочку – не без корысти. Старая подруга ей пригодится. Нет, не потому, что нужен гид или переводчик – эти услуги входили в пакет. Просто хорошо знакомый человек, ориентирующийся в чужом пространстве, ей вовсе не повредит! К тому же Галочка была медиком, работала – вот чудеса! – в той же больнице, правда, в другом отделении, но это уже не так важно. Жила она во Франкфурте долго, все там знала, к тому же была человеком ответственным, близким и очень надежным.

Леля с списалась Галочкой, потом позвонила – вернее, первой позвонила отзывчивая Галочка. Охала и ахала чрезмерно, что слегка раздражало, но Леля моментальный отклик оценила – она умела замечать добро.

Галочка усиленно приглашала остановиться у нее. Все повторяла: «У меня же своя квартира, Леля! Двухкомнатная!» Она продолжала удивляться своему огромному счастью – Лелиному приезду.

Леля эту идею тут же твердо отвергла:

– Жить я буду в отеле, что при больнице. Точка. И мне так удобнее, и тебя напрягать не хочу.

Галочка слегка поспорила и, как всегда, уступила – помнила твердость характера старой подруги.

Закончив все оформительские дела, в начале октябре выехали. Виктор был слаб, почти ни на что не реагировал и казалось, что окончательно перепоручил свою жизнь жене. Взялась? Ну тогда и отвечай!

В аэропорту их встречали представитель больницы и переводчица. Первый – этнический немец из Прибалтики, молодой мужчина с мучнистым лицом и равнодушными глазами, в которых читалось: «Вы для нас материал, а не люди. Мы на вас зарабатываем». Переводчицей оказалась совсем молодая девочка. Питерская, вышедшая замуж за немца. Была она сильно простужена и не отнимала платок от красного носа.

Леля удивилась: раз представитель больницы оказался русскоговорящим, зачем им еще и переводчик? Срубить лишние деньги?

Переводчица растерянно переводила взгляд с коллеги на Лелю и громко сморкалась.

– Вы свободны! – жестко сказала Леля. – Идите домой и лечитесь! А то еще заразите нас, а нам это, простите, совсем ни к чему! Своих проблем, знаете ли! К тому же вам, милая, не объяснили, что у таких больных снижен иммунитет?

Переводчица мелко закивала, страшно смутилась и поспешила к выходу. Ее коллега скорчил недовольную физиономию: все ясно, дамочка та еще цаца! Все эти, из России, да еще и с деньгами, чувствуют себя королями. А мы для них – обслуга.

Леле было на их недовольство глубоко наплевать. Предстоял очередной и, скорее всего, самый долгий и сложный виток новой борьбы – за саму жизнь. А тут нужна твердость.

Она грустно подумала: «И здесь тоже деньги вытрясают. А проколы – пожалуйста, вот они! Да, везде люди, что говорить».

По счастью, в больнице их быстро оформили, проводили до палаты – большой и светлой, конечно, со всеми удобствами. Была она еще и уютной – никаких белых штор, никакой казенщины: теплые цвета, ковер на полу, картинки на стенах. Крошечная кухонька с микроволновкой, чайником и даже с нарядным сервизом. На тумбочке стояла минералка, в холодильнике – две пачки сока, и на журнальном столике – букет из розовых крокусов. Мило.

Приветливая медсестра кивнула:

– Отдыхайте! А завтра начнется работа.

Покормив мужа и уложив его отдыхать, Леля спустилась в кафе на первом этаже. Взяла апфельштрудель и большую чашку кофе. Села за столик у окна с видом на огромный, бесконечный парк. Деревья уже начинали краснеть и желтеть, но яркий зеленый преобладал и еще пытался отстаивать положение лидера. Возле парка притулилось и озерцо – совсем небольшое, правильной овальной формы. По нему медленно, с достоинством плыла пара прекрасных лебедей, белый и черный.

«Пара», – грустно подумала Леля, вспомнив о пресловутой лебединой верности.

Впрочем, грустить было не время. Она посмотрела на часы и заторопилась