Фармацевт - Родриго Кортес

Отшельник скрылся в хижине, а когда вышел из неё через несколько минут, протянул Ричарду небольшой, два на два дюйма, квадратик тонкой золотой фольги. В левом верхнем углу квадратика острой сандаловой палочкой была выдавлена левая свастика, равноконечный крест с загнутыми под прямым углом концами – знак восходящего солнца. В правом нижнем – стилизованная сдвоенная молния, символ Шивы-разрушителя. А между ними – несколько строк на санскрите.

– Отдай это ахату, молодой сагиб, – сказал гойсан. – Я был рад помочь тебе. Внутренний голос говорит мне, что ты – один из любимцев богини Кали.

– Благодарю.

«Надо же, – потрясённо подумал Стэнфорд, – как мне везёт на рекомендательные письма! Любимец богини смерти? Да-а, ничего себе… Холодом по спине пробирает…»

– На прощанье скажу тебе вот что. – Баралти Син некоторое время молчал, словно бы не решаясь продолжать, затем поглядел в глаза Стэнфорду пристально и строго. – Вчера мы говорили с тобой о жизни и смерти. Так вот, запомни: жизнь – не более чем привычка. От любой привычки можно отказаться, хоть расставаться с привычками нелегко. И от любой привычки можно… можно отучить.

* * *

Спустя полтора месяца после встречи с гойсаном Ричард Стэнфорд медленно прохаживался по внутреннему дворику вихары, буддийского монастыря. Рядом с Диком шагал невысокого роста морщинистый человек в жёлтом свободном одеянии эмчи-ламы, похожем на тогу древних римлян. Голова ахата была обрита, отчего ещё труднее было определить его возраст. Может быть, пятьдесят лет. А может быть – сто пятьдесят. Скорее, второе.

Дворик обители был густо засажен деревьями: гиндукушским кедром, тибетским платаном, маньчжурской акацией с невесомыми розовыми цветами, похожими на нежную воздушную пену. Кроны деревьев поднимались выше главного здания вихары с островерхой пагодой.

Меж тем на долину, в которой расположилась вихара, стремительно накатывалась горная гроза, они нередки ранней осенью в Западном Тибете.

Над крышей пагоды, над вершинами деревьев с шумом, напоминающим шум горной речки, проносились первые порывы ветра. За ними следовали минуты густой, давящей тишины. Плотная стена облаков, постепенно темнея, поднималась всё выше к зениту, края её зловеще светились. Затем загрохотал раскатистый гром, и яростные вспышки молний озарили мертвенным светом всё вокруг.

– Вот так же, о достойный, страсти и пустые влечения замутняют, искажают человеческую сущность. – Сульта Рат повёл рукой, указывая на небо. Английский язык старого эмчи-ламы был превосходен, разве что отличался некоторой книжной старомодностью. – Но гроза быстро проходит, небосвод вновь становится безоблачным и чистым, как вечное Ничто, как нирвана, с которой стремятся слиться души праведников.

– Так почему же, высокочтимый, – Ричард коротко поклонился эмчи-ламе, – люди всегда остаются в тюрьме своих страстей, в ловушке желаний? Как помочь им? Как излечить их от этой лихорадки, приблизить к Божеству?

– По глупости и лености своих душ, – коротко ответил Сульта Рат. – Помочь другим? Боюсь, что это невозможно. Мы можем лишь пытаться помочь сами себе.

«Нет, – упрямо подумал Стэнфорд, – мне такая пассивная позиция не подходит. Я всё же попытаюсь помочь другим! Помочь? Странной будет выглядеть моя помощь со стороны…»

– Пройдёмте в келью, достойный, – тихо сказал лама Сульта Рат. – Разгул стихий не способствует учёной беседе…

Они зашагали к главному зданию, задержавшись ненадолго у изваяния Будды. Стэнфорд внимательно вгляделся в безмятежное, отрешённое от всех человеческих страстей лицо Шакья-Муни. Со стороны портала пагоды доносился мелодичный звон гонга, поскрипывание молитвенного колеса. Первые крупные капли дождя пробили листву деревьев. Рокочущий удар грома прогрохотал прямо над головой.

«Какой же великий секрет знал этот непостижимый человек, принц Гаутама Сиддхартха, великий Шакья-Муни, при жизни ставший равным богам? – думал Ричард. – При жизни? Или уже вне жизни, отринув жизнь с её суетой и соблазнами?»

– Я выполню вашу просьбу, о достойный, – сказал Сульта Рат, когда они с Диком уселись на тоненькие узорные коврики друг напротив друга в пустой келье, на стенах которой висели разноцветные молитвенные ленты. – Вы, первый из европейцев, получите полный список Джуд-Ши. Это большая честь. И большая ответственность. Помните, что кодекс Джуд-Ши проповедовал сам божественный Будда Шакья-Муни. Я верю, что в ваших руках кодекс Джуд-Ши там, на далёком Западе, послужит добру.

«Ещё как послужит! – подумал Ричард Стэнфорд. – Именно добру. В моём понимании добра…»

«Джуд-Ши» – «Сердце Нектара». Легендарный автор этого уникального трактата Цо-жед-шонну, по преданию, был сыном царя индийского города Саравасти. Цо-жед-шонну в юности изъездил весь Восток, собирая тайные эзотерические знания, изучая философию и медицину Индии и Китая. Это случилось за тысячу с лишним лет до эллина Галена! Затем Цо-жед-шонну вернулся на родину, стал лечить людей и прослыл великим целителем. Все свои наблюдения, опыт и мудрость он вложил в лечебный и философский трактат «Джуд-Ши». Врачи, учёные, философы и богословы последующих поколений развили это учение. А около 685 года нашей эры оно проникло в Тибет и ещё более тысячи лет хранилось в строгой тайне тибетскими ламами, дополнялось и совершенствовалось.

И вот теперь в руках Ричарда Стэнфорда оказывался уникальный, подлинно бесценный текст, квинтэссенция загадочной тибетской, китайской и индийской медицины, сумма более чем двухтысячелетнего опыта естествоиспытателей Центральной и Южной Азии. Было от чего радостно заколотиться сердцу Дика! Одно только «Сердце Нектара» уже оправдывало его азиатское путешествие. Теперь, слив мудрость Востока и Запада, объединив философские системы главных мировых религий – христианства, ислама, индуизма, буддизма, – он сможет смело приступить к делу всей своей жизни, к созданию уникального препарата, панацеи для человеческих душ. Да, теперь у него есть «Джуд-Ши».

Но Ричарду хотелось большего!

– Высокочтимый! – обратился к эмчи-ламе Ричард. – Моя благодарность не имеет границ. Но я попрошу вас ещё об одном великом одолжении. Я должен ознакомиться с тибетской Книгой Мёртвых. Я знаю, её список есть в вашей обители.

На обычно невозмутимом лице ламы появилось несвойственное ему выражение с трудом сдерживаемого удивления.

– Откуда вы знаете о Книге Мёртвых, достойный гость? Это… Это страшная книга, тайное и недоброе знание!

– О ней упоминал Альберт Великий, мой соотечественник. О ней писал и араб Авиценна. И я, высокочтимый эмчи-лама, должен знать, что написано в этой книге. Для того, чтобы увериться в одной своей мысли. Прошу вас, выслушайте меня, и тогда, может быть, вы пожелаете помочь мне.

После этого Ричард Стэнфорд говорил более получаса, а старый ахат и лама-целитель Сульта Рат за всё это время не произнёс ни слова. Лишь смотрел на струйку ароматного дыма, поднимающегося над крохотной жаровней, что стояла между ним и удивительным, непостижимым европейцем, которого судьба или высшие силы, стоящие за ней, привели в его мирную вихару. Чуть ли не впервые за свою долгую жизнь Сульта Рат испытывал неуверенность и что-то, похожее на страх.