Фармацевт - Родриго Кортес

Никогда ещё материал не сопротивлялся Ричарду столь яростно и упорно. Отдельные компоненты будущей единой структуры, модель которой уже совершенно чётко вырисовалась в сознании Стэнфорда, не хотели складываться в целое, словно бы отталкивались друг от друга. Несколько раз сборку каркаса приходилось начинать заново, с нуля. Но и Ричарду Стэнфорду упорства было не занимать. Он находил всё новые пути и обходные тропки, он проявлял чудеса изобретательности, стыкуя элементы, сшивая, склеивая, скрепляя их самыми неожиданными и причудливыми способами.

Терпение и настойчивость Ричарда были вознаграждены: он добился своего! Его лаборанты смотрели на своего шефа с безграничным удивлённым восторгом: такого не делал ещё никто в мире! Эдвин и Джозеф, конечно же, не были посвящены в глубинные планы и замыслы Стэнфорда, Дик вообще никому не говорил о своей конечной цели – создании особого, невиданного фармакологического средства, панацеи для человеческих душ. Двое выпускников Лондонской Королевской Медицинской школы были просто восхищены тонкостью, сложностью и точностью проделанной работы, а о том, зачем их нанимателю и шефу нужно такое странное и диковинное вещество, они как-то не задумывались. Может быть, оно представляет теоретический интерес?..

Ага, как же, теоретический!

Когда Ричард Стэнфорд смотрел на плод своих усилий своим особым взглядом, он сам удивлялся сложности и красоте структуры, которую создал! Остов будущей панацеи напоминал корону из трёх обручей: нижнего, тёмно-красного, среднего, зелёного, и верхнего, светло-сапфирового, такой цвет бывает у спокойного, пронизанного солнцем моря. Каждый обруч по-своему звучал, эти мелодии дополняли друг друга, давая в итоге удивительно гармоничное целое. Обручи короны соединялись короткими вертикальными перемычками, словно выточенными из горного хрусталя. И вибрация. Странная такая пульсирующая вибрация переменного ритма и частоты, которую Ричард ощущал каждой клеточкой своего тела. Словно бьётся чьё-то сердце. В предыдущем опыте Ричарда не было аналогий этому удивительному чувству.

Итак, главное было сделано, теперь предстояло нанести на обручи «гравировку», украсить их «драгоценными камнями» природных веществ, чтобы корона засияла во всём своём великолепии. А ещё – попытаться избавить полученный препарат от одного… особенного свойства.

На это ушёл ещё месяц интенсивной работы. Первое – окончательная отделка препарата – удалось в полной мере. Второе не удалось вовсе…

Приблизительно в это время, в конце лета девяносто пятого года, встречи со Стэнфордом стал настойчиво добиваться мистер Соломон Овертон. Ричарду было не до финансиста, но тот проявил редкостное упорство, и встреча состоялась. Дик согласился принять Овертона в Сэвен-Дайелсе. Они разговаривали с глазу на глаз, и поначалу разговор не выходил за рамки обычных и привычных тем светской беседы: немного о политике и биржевых новостях, немного о погоде, немного о последних театральных постановках и спорте, об общих знакомых и так далее. Ричард даже удивился: мистер Овертон – человек занятой, с чего бы ему тратить время на пустую болтовню?

– Я старался чем-то помочь вам, мистер Стэнфорд, не так ли? – неожиданно спросил Овертон, и взгляд его стал острым и напряжённым. – И в финансовом отношении, и рекомендациями, и тем, что вы так легко стали членом нашего клуба. Теперь мне нужна ваша ответная помощь. И я её добьюсь.

– Вот как? В чём она должна выражаться? – несколько удивлённо поинтересовался Ричард. Тон собеседника сразу же не понравился ему. Стэнфорд не привык, чтобы от него чего-то добивались. И привыкать не собирался.

– Я буду откровенен. Моя финансовая империя атакована. Меня хотят свалить, против меня действуют объединённые и достаточно серьёзные силы. Их натиск будет расти, если я не приму самые решительные меры.

– У вас есть враги?

– Враги? – переспросил мистер Соломон Овертон и улыбнулся очень нехорошей улыбкой. Такой только волков пугать. Голодных. – У кого же их нет? Есть, причём весьма опасные. Смею надеяться, что я для них тоже опасный враг. А стану ещё опаснее. Благодаря вам, точнее, вашему искусству.

– ?

Ричард выжидающе промолчал. Такой оборот беседы нравился Стэнфорду всё меньше.

– Я ведь пристально следил за вами и вашей деятельностью, мистер Стэнфорд, – сказал Соломон Овертон, холодновато улыбнувшись. – С моими возможностями это не так сложно, люди на многое согласны, если им хорошо платить. Я знаю, что вам удалось проделать в Вене. И не только в Вене. Я оплатил детальное частное расследование, не имеет значение, кто его проводил. Скажу только, что это были профессионалы высокого класса. Я знаю теперь всех или почти всех ваших клиентов из лондонского высшего общества. И в чём заключались услуги, которые вы оказывали им, мне тоже известно. Даже своего рода картотека составлена. Я привык подходить к делам основательно.

– Зачем вам это? Неужто любопытство замучило? – недовольно спросил Стэнфорд. – Любопытство кошку сгубило, не приходилось слышать такую шотландскую пословицу?

– Затем, чтобы увериться – вы тот человек, который мне надобен, – холодно отозвался мистер Овертон. – Я, кстати, в курсе того, чем вы занимаетесь сейчас. Правда, совершенно не представляю, зачем вам это потребовалось.

– Что, один из моих лаборантов?.. Или оба?

– Один, – безмятежно улыбнулся финансист. – Джозеф. Видите, я откровенен с вами. Люди, как я уже заметил, на многое идут за соответствующую плату.

«С чего бы такая откровенность? – Ричард начал испытывать нешуточное раздражение. – Ему никогда не понять ни смысла моей работы над панацеей, ни её целей, но подобный пристальный интерес к моей персоне и моей деятельности мне активно не нравится. Что этот пронырливый тип ещё успел нарыть? А Джозефа я рассчитаю».

– Причём откровенен сознательно, а не по неосторожности. – Соломон Овертон словно прочитал мысли Ричарда. – Ибо хочу, чтобы и вы хорошенько представляли, с кем имеете дело. Скажу без ложной скромности: никто в мире не осведомлён о вас так подробно, как ваш покорный слуга. Я, мистер Стэнфорд, затратил уйму денег, но оно того стоило. Вы – необыкновенно интересная личность. Особенно для своего возраста.

– Продолжайте. – Дик догадывался, что имеет дело с тем ещё волком!

– Так вот, проанализировав собранные сведения, – Овертон улыбнулся своей знаменитой глуповатой улыбкой, – я пришёл к однозначному выводу, что вы, мистер Стэнфорд, можете каким-то образом влиять на здоровье, поведение и психику других людей. Меня не интересует, каким именно. Боюсь, я ничего не понял бы, даже возникни у меня такое желание. Но я практик. Мне важен результат. Мне желательно, чтобы вы, скажем так, воздействовали на некоторых людей. На моих недругов, как вы, наверное, догадываетесь.

– Вы меня ни с кем не перепутали, милейший? – ледяным тоном поинтересовался Ричард. – Я, знаете ли, не отравитель, лавры семейки Борджиа меня совершенно не прельщают. Ваше предложение просто восхитительно по своей наглости, но не поискать ли вам наёмных убийц по другому адресу?