Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

Четыре ладьи ушли вверх по Двине погожим летним днём, а через два дня на третий порхнули им на смену два белых лебедя, но уже совсем с иным грузом, и шли они ходко в направлении обратном. Две сотни Белых Волков во главе с Бирючом и Плещеем сыпанули на берег навстречу изумлённым плешанам. Сторожа на вежах едва всполох не ударили, убоявшись грозных пришельцев, но воевода Ладомир прицыкнул на них и повелел открыть ворота.

Бирюч за два года совсем не изменился, разве что седой волос появился в светлой короткой бороде, но это если приглядеться, а так, упрятанный в тяжёлые доспехи, смотрелся он несокрушимым дубом. Про это и сказал ему Ладомир, обнимая за плечи.

- А ты на голову перерос меня, - Бирюч даже крякнул от изумления, увидев свой выводок живым и поздоровевшим.

Бакуня стоял поодаль и на прибывших Волков щурился с удовольствием: молодцы были как на подбор, один к одному. От звериных шкур вся Плешь в одночасье стала серой. Плешане разевали рты и томились сердцем, но гости вели себя смирно - жёнок не трогали, мужичин не задирали.

Приветить две сотни человек, это сильно постараться надо, но Гасты лицом в грязь не ударили, расселив Перунову дружину по четырём домам. Четвёртый дом - Изяславов, но тут уж Милава расстаралась в отсутствие мужа. А больше никого в Плеши не потревожили пришельцы, хотя многие чесали затылки в задумчивости - с чего бы это такая сила привалила в порубежный городок? Недаром же объявился в Плеши ведун Гул, как только ладьи ударились бортами о пристань. И воевода Ладомир загоношился в последние дни, готовя ладью к походу и собирая ближних мечников. Но чёрные плешанские роды он не тронул в этот раз. Звал, правда, Рамоданов и Мореев звал, но те и другие издавна ходят в Перуновых печальниках. Вот и думай тут и чеши затылок.

А ещё слух пошёл, что не поладили Перун с Велнясом - то ли первенство не поделили, то ли ещё что, а оттого волхвы их перессорились, и среди печальников лада нет. У Велняса-бога тоже дружина немалая топчет землю копытами своих коней, так что не вдруг уступит Рогатый Ударяющему богу. Но плешанам лучше не мешаться в божьи дела, а то по скудости ума бухнешь не в то било себе на беду.

Бирюч оглядел новый Ладомиров гонт и прищёлкнул языком:

- Богато живёшь боярин.

- Так первый он теперь в кривецких землях, - ощерился Бакуня. - И в делах, и в чадах удачлив.

К столу сели дружной ратью. Бирюч и Плещей хвалили Ладомировы меды, а Волки вторили воеводам. Да и посуда в доме сплошь серебряная, а свиное мясо подали на золотом блюде. Этим похвастаться может не каждый боярский дом.

- А что в радимецких землях меды хуже? - спросил Войнег у своего соседа, Волка Плещеева выводка по прозванию Летяга.

С Летягой Бирючевы Волки ходили ещё в первый свой напуск на Збыславову усадьбу под Новгородом, да и потом не раз ратились плечом к плечу. С той поры Летяга отпустил светлую бородку и усы отрастил над верхней губой. А глаза остались всё те же, синие и задорные.

- Меды в радимецких землях похуже, а женщины слаще.

- Так уж и слаще, - не согласился Войнег. - Ты кривецких-то ещё не пробовал.

- Как это не пробовал, - удивился Летяга, - а в Полоцке. Конечно, попались нам не боярские дочки, но тоже ничего.

Пока Войнег с Летягой спорили о женщинах, в навершье стола разговор шёл иной. Бакуня рассказывал Бирючу и Плещею о Велнясовом горде. Этот горд действительно сделан из камня, но никакого чуда в этом нет - в тех местах и старшина племенная тоже из камня свои дома строит. Но тын вокруг главного ятвяжского града деревянный и много жиже киевского. Кудесник Криве в стольном городе не живёт а бывает там наездами. И старшина ятвяжская и торговцы на кудесника в обиде, слишком много податей берёт в пользу Рогатого бога.

А в главном Велнясовом святилище стоит идол Рогатого бога из серебра и злата, а идолы деревянные только по малым святилищам, что по всем землям ятвягов, ливов и литов разбросаны, да и в землях кривецких их немало. В этом не было бы беды, если бы волхвы Велняса, возгордясь от богатства, не стали бы поносить Ударяющего, а своего бога объявлять Ладой по всей округе. И тот кудесник Криве уже и послов своих шлёт и в земли фряжские, и в земли варяжские, и в земли греческие. И говорит с ними от имени не только ятвягов, но и кривичей. В этом не только Перуну-богу поношение, но и Владимиру-князю обида.

Из рассказа, Бакуни и ответных словах Бирюча и Плещея Ладомир понял, что дело не только в чинимых Перуну Велнясовыми волхвами обидах, но и в том, что нашлись в Киеве люди, которые принялись уговаривать кудесника Криве добром встать под руку Владимира. А за это Великий князь признает Велняса равным Ударяющему и велит кланяться ему в черёд с Перуном.

- У Криве триста конных мечников, - продолжал Бакуня. - И среди местных князьков у него есть сторонники. Против киевской рати им не устоять, но ведь они могут и договориться с Великим князем.

Бирюч с Плещеем на слова Бакуни согласно кивали головами. А Ладомир уже сообразил, что в предстоящем походе щербатый ведун будет главным, даром что не воевода он, а простой ближник. А может быть и не простой. Уже много лет знает Ладомир Бакуню, а всё понять не может, что он за человек и какое место занимает близ священного Перунова камня. До седой бороды Бакуне ещё лет пятнадцать, а если нет той бороды, то и волховать ему рано. Но то, что ведун Бакуня не из последних, подтвердить могут многие. Боярин Хабар признался однажды Ладомиру во хмелю, что щербатый сгубил лучшего его коня, загоняя под руку князя Владимира. Да и в Киеве за Бакуней много чего числилось, если верить Блудовым челядинам. По слухам, именно по его наущению Перун сжёг киевские амбары. И ещё одно знал Ладомир - к кудеснику Вадиму щербатый ведун один из самых ближних.

- По утру и пойдём, - сказал Бакуня. - Нельзя допустить, чтобы плешанские сороки разнесли весть о нашем прибытии по ятвяжским землям.

Как сказал Бакуня, так и сталось. А воеводой в Плеши оставили Твердислава, которого простолюдины страшились пуще самого Ладомира. Дело было таким, что в отсутствии воеводы нельзя было давать поблажки Велнясовым печальникам.

Под рукой Ладомира семьдесят пять человек - сорок мечников Изяслава, которых сговорили без большого труда, полтора десятка своих, приведённых из Полоцка, а остальные - плешане, в основном Мореи и Рамоданы. Ну и все Гасты, кроме Твердислава взялись за вёсла. Ладомир боялся отстать от Бирючевой и Плещеевой ладей, на которых гребцов было поболее, но по ходу выяснилось, что его ладья ловчее да и полегче, а потому потачки на воде не даст никому.

Чуть не сутки гребли не разгибаясь, а уж к берегу пристали, когда безлунная и беззвездная ночь покрыла Двину непроглядной чернотой. Судя по всему, гроза собиралась нешуточная. Бакуня счёл это хорошим предзнаменованием - Перун вдохновлял своих ближников на ратный труд. Но вместе с молнией Перуновой, расколовшей чёрное небо, на плечи Волков обрушился такой шквал воды, что мало никому не показалось. Ни шатров не успели поставить, ни навесов над головой сплести, а потому и промокли до нитки. Поспать удалось всего ничего, а уж с первым лучом солнца вновь взялись за вёсла. Одежду развесили по бортам для просушки, а сами гребли, в чём мать родила. То-то, наверное, со стороны было зрелище.