Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

Но то, что нельзя простым мечникам, не заказано Перуновым ведунам. А потому Бакуня, не раздумывая, принялся за делёж сокровищ, найденных в кладовых кудесника Криве. И выходило по справедливости, что Велнясу-богу, как младшему, - одна третина, а Перуну, как старшему, - две третины. Двум чудом уцелевшим Велнясовым волхвам оставалось только глаза пучить на Бакунин делёж.

- Не волчьи клыки лишили жизни кудесника Криве и его волхвов, а звериные копыта Велнясовых зубров, волею самого Рогатого бога. В этом Велнясовы волхвы знак и предупреждение - если живёте не по правде, пренебрегая волею богов, то быть вам мёртвыми.

Если ближникам Велняса и было, что возразить, то они не решились. Да никто их и слушать не стал бы. А Перунову долю уже грузили на подводы, чтобы везти на оставленные в протоке ладьи.

Бакуня объявил Волкам и мечникам, что Перун щедрый бог, а потому дарит своим печальникам половину добра, отнятого у жадного кудесника Криве.

И Волки, и мечники слова Бакуни приняли с одобрением. Бог Перун, конечно, вправе одарить своих печальников, а самовольно у бога Велняса никто не взял бы и куны. По прикидкам Ладомира выходило, что участники похода на Велнясов горд в накладе не остались. Перунова щедрость к божьим ратникам бесспорно была достойна восхищения.

Поход князя Владимира в ятвяжские земли случился внезапно, в конце второго месяца лета, хотя судачили об этом походе уже давно. Это покойный Ярополк мог думать месяцами, ратиться или не ратиться, а у Владимира всё разом - пала дружина на вёсла и пошла ходом так, что закипёла в Днепре вода. А дело боярское - не отстать от князя и не уронить своей чести. Боярин Ставр только-только обнял прибывшего с Плеши сына, только-только угостил его медами, а тут гонец от Великого князя - готовь дружину и ладью. От Ставра князь потребовал пятьдесят мечников, да с Блудова двора, по просьбе бывшей жены Мечислава, взял боярин Ставр под свою руку двадцать пять. После того как Перуновы волхвы ощипали Блудову вотчину, так и двадцать мечников с его двора было много. Но если князь требует, то жёнке деваться некуда. По всему Киеву собирала Людмила людей, способных удержать меч. И надо отдать ей должное, собрала. Мечники её ни статью, ни справою не уступали Ставровым. А старшим над ними боярыня поставила бывшего Блудова мечника Вилюгу, который ушёл было от боярина Мечислава, но не стал таить зла на хозяйку и откликнулся на её зов.

Князь Владимир Ставровым расторопством остался доволен. И ладья у боярина ходкая и мечники молодцы один к одному. А иным от Великого князя перепало, как боярину Путне, с которого грозили даже взять виру за нерадение княжьему делу. Оно, может, быть боярин Путна и виноват, но, скажем, у боярина Басалая ладья и того хуже, а половина мечников без доспехов - это как? А только князь Владимир Басалаю не сказал ни слова, выместив зло на Путне. Басалай-то ныне в ближниках у великого князя, но в такой любви Владимира чести мало. Не всяк смерд отдаст свою дочь в наложницы, хоть бы даже и князю. А тут, мыслимое дело, дочь боярина - в потаскухах. И не по принуждению, не силой, не из страха за жизнь и нажитки, а просто отдал под князя в угождение. Конечно, и князь Басалая не обидел, но от таких даров боярину только сраму больше. Другой бы на его месте изошел на краску, а с этого всё как с гуся вода.

Боярин Путна оставил ладью на сына Станислава, а сам перешёл к боярину Ставру - вдвоём долгий путь коротать легче. Ну и отмыли они Басалаевы косточки в днепровской воде до бела. Не раз, наверное, икнулось сегодня бесстыжему боярину.

- И князь Святослав тоже был охоч до жёнок, и наложниц было у него немало, - вздыхал Путна, - но так, чтобы боярских дочек брать под себя, этого не было. Разумному князю хватало холопок и полонянок.

Боярин Ставр согласен был с боярином Путной. Конечно, князь должен показывать народу мужскую силу, так от дедов-прадедов заведено, но всему надо знать меру.

От днепровской водицы хоть и идёт свежесть, а всё равно жарковато. Бояре сначала лежали на досках на носу ладьи, а потом убрались на норму под небольшой навес - вроде полегало. Ладьи по Днепру шли ходко. Ставрова шла чуть не вровень с княжьей, даром что гребцов на ней меньше на треть. Могли бы и уйти от Владимира, но Ставр придержал своих. Не ровен час осерчает Великий князь, посчитав за бесчестье чужое расторопство. Владимир, это не Ярополк, с ним ухо надо держать востро.

А Путнина серая утица телепается в самом хвосте, ну разве что не последней. За ней ещё три-четыре плескают вёслами, в том числе ладьи Басалая и Отени. Для киевского воеводы это уже совсем стыд.

- А спрос только с меня, - обиженно нудил Путна. - А на поверку моя ладья других лучше.

- Про твою ладью я скажу на Двине, боярин, - усмехнулся в усы Ставр. - А вот сын у тебя всем взял - и ростом, и лицом, и статью.

- Тебе своего старшего тоже хаять нечего, - ответил польщенный похвалой Путна. - Не каждый удалец удержится на чужих землях, а Изяслав не пропал в совсем молодые годы.

Такие похвалы приятны отцовским сердцам, но Путна уже сообразил, что разговор про Станислава боярин завёл неспроста, потому что дочек у Ставра полны палаты, а иные уже входят в возраст.

- Твоей-то старшей никак пятнадцатый годок пошёл?

- Самое время замуж, - вздохнул боярин Ставр. - А то времена ныне смутные, того и гляди, понравится какому-нибудь ясну соколу белая лебёдушка, и утянут её со двора, отцу спасибо не сказав.

Ясный сокол – это, конечно, Владимир, который сейчас горделиво возвышается на носу своей ладьи. Ноги у него из камня, что ли, чтобы вот так стоять столбом полдня. Впрочем, его дело молодое, а у людей, обременённых годами и потомством, свои заботы.

Путне доводилось видеть Ставрову дочку - и ликом чиста, и в тело пошла исправно, да и Ставр на Киевщине не из последних, породниться с ним - честь. Оттого и не стал Путна ходить вокруг да около, а если и поспорил чуток, то только по поводу приданного. Но и здесь сошлись почти полюбовно - и боярин Ставр давал немало, и боярин Путна не просил сверх меры. Послё похода решили сыграть свадьбу, к обоюдному удовольствию.

По Днепру шли быстро, хотя и против течения, а уж на волоках пришлось попотеть, даром что князь Владимир чуть ли не всех окрестных смердов собрал вокруг своих ладей. Где волоком тащили, а где несли на руках, где озерцом плыли, а где малыми протоками - путь хоть и тяжкий, но не раз хоженый. Изяслав и вовсе здесь проходил недавно вместе с греком Анкифием, а потому своим расторопством и разумностью приглянулся Великому князю:

- Ты чей такой удалой будешь?

- Изяслав, сын Ставра, твоей волею в Плеши поставлен боярином.

Владимир кивнул головой на слова Изяслава и задумался о чём-то своём, покусывая между делом сорванную обочь травинку. Прежде Изяслав видел князя только однажды, во время его торжественного вступления в Киев два года тому назад. За эти два года много утекло воды и в Днепре и в Двине, сам Изяслав из мальчишки превратился в мужчину, а уж о князе Владимире и говорить нечего. Даже голову он теперь держал по иному: не бычился на ближних и дальних, как это было прежде, а смотрел как бы поверх голов окружавших его людей, что заставляло последних всё время искательно заглядывать ему в лицо в поисках княжьего глаз. В походе князь Владимир мало чем отличался от своих дружинников - и доспехи были самыми обычными без золотых насечек, и кожух, накидываемый на плечи по вечерам тоже был обычным, даже потёртым. Иные киевские бояре смотрелись много богаче. Но лицом Владимир выделялся - жесткое у него было лицо, не оставляющее сомнений, кто здесь главный.