Маркиза Бонапарта - Виктория Дьякова

– Как я и сказала, Ваше Величество, исключительно из сострадания к их матушке и ради памяти их отца, который, как вы знаете, был не однажды вознагражден императрицей Екатериной за храбрость, проявленную при походе на Рымник и при штурме крепости Измаил.

– Он был любимчиком вашего отца, – Николай подтверждающе кивнул головой, – я помню, помню… – Он снова пристально, испытующе посмотрел на княгиню, но она выдержала его взгляд. – Так, так, так… – Николай встал и, заложив руки за спину, заходил вдоль стола. – Так вы просите о помиловании. А если я выберу одного, то кого из них? – Он знал, о чем спросить, коварный Николай Павлович.

Он полагал, она растеряется, но Лиз не дрогнула:

– Кавалергард Иван Анненков еще очень молод и, возможно, легче выдержит испытание. Алексей Александрович же прошел четыре войны, был много раз ранен, его здоровье…

– Не продолжайте, я догадался, – остановил ее Николай. – Вы просите за Алексея Анненкова.

– Да, Ваше Величество, – поклонилась Лиз.

– Не нужно так часто кланяться, ведь мы родня. – Император подошел к Лизе и вдруг задал вопрос, которого княгиня никак не ожидала: – Вы знали о заговоре? Отвечайте!

– Я? – княгиня воскликнула в изумлении. – Откуда?

– Вы все знаете, что делается в гвардии. Кому же еще знать, как не вам и не княгине Анне Алексеевне? Про гвардию-то, – его утверждение прозвучало провокационно.

– Возможно, государь Александр Павлович и знал о существовании тайных обществ, – ответила Лиз выдержанно, – но никогда не говорил со мной об этом. Что же касается покойного графа Милорадовича, то и он, вероятно, по долгу службы был осведомлен. Но не выносил сведений за пределы своего ведомства. Иных же источников я не имела, вам это известно, Ваше Величество.

В глазах Николая она снова прочитала усмешку. Но возразить тому было нечего.

– Мой брат узнал о заговорщиках незадолго до смерти, – подтвердил он, – он поручил Милорадовичу следить за ними. Так вот, данные этой слежки свидетельствуют, что граф Алексей Анненков активно участвовал в заговоре. Он часто посещал квартиру господина Рылеева, где все они собирались.

– Я знаю от княгини Орловой достоверно, – смело возразила Лиз, – что, когда Алексей Александрович сдавал Милорадовичу саблю, признавшись в своем участии в восстании, Милорадович был потрясен. Если бы он имел подобные данные, его реакция не оказалась бы столь бурной.

Николай недовольно дернул плечом.

– Как бы то ни было, – продолжил он, – но граф сам признался. Он был здесь, и я разговаривал с ним лично. – Император выдержал паузу, с удовольствием наблюдая, как волнение проступило в чертах княгини. – Алексей Анненков… – Николай подошел к окну, – сын суворовского генерала, герой войны, любимец Багратиона – храбрец! Какая фамилия! Какая история! Сколько наград! Портрет персоны в галерее! А что он говорил мне, – Николай резко повернулся к Лиз, – что он говорил мне здесь? Какая возмутительная чушь! Он, видите ли, читал конституцию Англии и полагает ее приемлемой для России. Ему симпатично государственное устройство Голландии! Ему стыдно за человеческое рабство, когда крестьянами торгуют как слепыми щенками на базаре! Он все это говорил мне в лицо, Лиз, – не выдержав, император опять взволнованно заходил вдоль стола. – Мне, императору всероссийскому! А кто виноват? – Он остановился и взглянул прямо в лицо княгини: – Кто виноват, я спрашиваю, что все это случилось? Что все это свалилось на меня? Вы знаете?

Лиз отрицательно покачала головой. Император мерил кабинет быстрыми шагами.

– А я вам скажу. Мой братец Александр, который так благоволил к вам, и все тот же генерал Милорадович! Господи, прости за грешное слово, – он быстро перекрестился на икону и, поймав недоуменный взгляд княгини Потемкиной, пояснил: – Они всё говорили, говорили о реформе. Двадцать лет говорили и даже готовились, а так ничего и не сделали. А теперь все оставили мне – расхлебывай, Николай Павлович… Простите, – немного успокоившись император сел за стол. – Я позволил себе бестактность. Так вот, об Алексее Анненкове, – он пристукнул ладонью по столу. – Я согласен смягчить его наказание и даже отпустить его из крепости, оставив при том на службе. Учитывая его заслуги, учитывая славу его начальников, князей Кутузова и Багратиона, учитывая состояние его матушки и, наконец, учитывая и в основном полагаясь на ваше заступничество, Лиз. Но при одном условии. – Император выразительно посмотрел на княгиню. – Если он в письменной форме откажется от своих заблуждений и так же письменно осудит своих соратников. Я сегодня же пошлю к нему моего адъютанта с таким предложением…

– Позвольте мне самой поехать к графу, Ваше Величество, – попросила княгиня, прекрасно понимая, что имеет в виду император. – Мне не хотелось бы причинять вам излишнее беспокойство. Если граф Анненков согласится, то я сразу привезу вам его письмо.

– А мне не хотелось бы подвергать вас этому испытанию, сестрица, учитывая ваши скорби, – проговорил император, но княгиня видела, что он вполне доволен. – Однако полагаю, что в самом деле стало бы лучше и быстрее разрешить вашу просьбу при личном вашем участии. Когда вы направитесь к графу Анненкову? Я напишу коменданту крепости…

– Если Ваше Величество позволит, то прямо сейчас, – решительно ответила Лиз.

– Что ж, тогда с богом, сестрица. – Император написал на бумаге несколько строк и передал записку княгине.

Лиза низко поклонилась, чувствуя, что пол под ней качается, – она нисколько не сомневалась, какой ответ получит от Алексея, но все же надеялась уговорить его.

– Я прикажу кавалергардам сопровождать ваш экипаж, в городе еще неспокойно, – услышала она от императора, когда почти достигла выхода из его кабинета.

– Нижайше благодарю, Ваше императорское Величество, – княгиня снова поклонилась. Упав вниз, черная вуаль заслонила от пронзительного взгляда Николая ее побледневшее лицо…

У Дворцового моста дорогу картежу Лиз перегородили гвардейские гренадеры. Узнав княгиню Потемкину и едва взглянув на записку императора, их ротный командир отдал приказ солдатам – пропустить. Гвардейцы взяли на караул. Вдруг Лиза услышала, что кавалергарды отгоняют кого-то от кареты. Отогнув шторку, Лиза взглянула в оконце.

– Да мне до матушки княгини надобно, слово сказать… – просил конников солдат.

Потемкина приказала кучеру остановиться.

– Пропустите его. – Она сама открыла дверцу кареты и спросила: – Кто таков?

Пожилой седоусый гренадер-унтер, смущаясь, приблизился к ней.

– Так я, матушка, того… – начал он, вдруг утратив при взгляде на княгиню всю смелость.

– Не робей, говори, – подбодрила его Потемкина. – С какой поры боятся меня солдаты?

– В лазарете я лежал после батальи-то у Бородина, – проговорил он. – Ты мне, матушка, письмецо маманьке моей отписала, повязку оправила… Вот, живой до сей поры…

– Ну, так рада за тебя, – слабо улыбнулась Потемкина. – Как зовут тебя?