Чёрная жемчужина Аира - Ляна Зелинская

И чем глубже он погружался в семейный архив, тем в более худшем состоянии были документы. Как будто до того, как попасть к мсье Бланшару, они хранились где-то в подвале или на чердаке, и не только плесень, но и мыши потрудились над нами на славу.

Эдгар чихал, мочил водой пальцы, чтобы лучше отделялись листы, пил кофе, тёр глаза и продолжал раскладывать бумаги по всей комнате — на столе, на полу, на креслах, но ничего стоящего пока не попадалось. Часы в гостиной пробили полночь, и Эдгар хотел уже бросить всё, но потом…

…потом он увидел портрет.

Ещё один портрет, только теперь уже нарисованный не рукой Огюста Дюрана. Очевидно, что рисунок принадлежал деду, ведь, судя по дате в углу листа, к тому моменту его отец ещё даже не родился. Эдгар поднял его осторожно, двумя пальцами, и обнаружил под ним ещё один, и ещё…

Последний был нарисован на странице, вырванной из судового журнала. Эдгар разложил рисунки поверх остальных бумаг и подвинул ближе канделябр.

С рисунков на него смотрела женщина необыкновенной красоты. Дед Гаспар рисовал гораздо лучше, чем сам Эдгар и его отец. И хотя время подпортило бумагу, по краям она порыжела и истерлась, но, кажется, узнать эту женщину Эдгар смог бы даже по тени. Он смотрел и не понимал…

А потом… Потом всё вдруг встало на свои места.

Эта женщина на портрете была похожа на Летицию точно так же, как дочь бывает похожа на мать. Или внучка на бабушку. И именно сейчас он понял, что видит совершенно явное сходство между этой женщиной с рисунка, Марией Лафайетт и Летицией. На одном из портретов с обратной стороны он нашёл надпись, сделанную размашистым почерком: «Руби».

Он снова потёр рукой лоб и усмехнулся.

Значит, вот какой видел её дед Гаспар? Ту-что-приходит-по-ночам? Вот за кем он охотился на болотах! Он видел Руби, его отец — Марию Лафайетт, а Эдгар видит Летицию… Он-то думал: что за странность? Но, выходит, все они связаны. И нет никаких сомнений — они родственники. А значит…

Его дед знал эту Руби, а отец — Марию Лафайетт. Но откуда? Кто они такие? Бернары? Тогда получается, что и Летиция на самом деле Бернар, а вовсе не мошенница, выдающая себя за их племянницу? Всё сходится…

Он вспомнил слова Эветт — «нечистая кровь всегда возьмёт верх». И вспомнил ту встречу с Летицией в детстве, на пароходе. Её мать — голубоглазая светлокожая блондинка, которая старательно пряталась под зонтиком от солнца и не снимала перчаток. А значит, «нечистая кровь» досталась Летиции от отца — Жюльена Бернара.

Эдгар собрал портреты, взял свечу и пошёл вниз, в каморку старого Нила. Он растолкал слугу и, поставив свечу на стол, положил рядом один из портретов.

— Ты видел когда-нибудь эту женщину? — спросил он, внимательно глядя на Нила.

Он видел, как у того задрожали руки. Старый слуга опустил голову и втянул её в плечи. Эдгар пододвинул стул, сел напротив и сказал тоном, не терпящим возражений:

— Расскажи мне всё, что ты знаешь о Бернарах и этой женщине.

***

Пароход неторопливо лопатил колёсами мутную воду, распугивая аллигаторов на илистых отмелях. Шарль Дюран стоял, облокотившись на перила, и молча курил сигару. Разглядывал пеликанов, облепивших ветви деревьев на левом берегу реки, и утлые домишки на сваях, что тут и там мелькали посреди частокола болотных кипарисов. На верхней палубе было немноголюдно: жара загнала белых пассажиров под тенты на второй палубе, а рабы плыли в трюме, где им и полагалось быть. Шарль достал фляжку и отхлебнул. Его одолевали разные мысли и они требовали некоторой подпитки ромом.

С рабами в этот раз ему повезло. Один из разорившихся плантаторов с верховьев Арбонны распродавал имущество, и Шарлю по сходной цене достался пяток крепких мужчин и две женщины. Конечно, этого мало, но больше ничего путного на рынке не нашлось. Остальное, что выставили на продажу — какое-то тощее отребье, которое и до плантации-то не дойдёт своими ногами. Хотя владелец и заявлял, что они худые, да жилистые, но Шарль знал — сдохнут сразу же, прямо в первый день на поле. А ему нужны работяги, а не тощие клячи, потому что он хотел порадовать племянника. Ему бы пару таких здоровяков, какие охраняют старого пирата Бернара — вот это было бы дело!

Эх, завалить бы старого поганца, а его рабов прибрать к рукам…

И под воздействием рома мысли Шарля плавно потекли в обычном русле — вернулись к тому, как сделать жизнь соседа невыносимой. Хотя на этот раз в его душе всё же на какое-то время наступило умиротворение. Сбылась его мечта — он самолично отделал Готье Бернара на балу, съездил прямо по его напомаженной адвокатской морде. Да ещё и его лощёному сыночку досталось. И эта мысль была чертовски приятной, совсем как глоток хорошего бурбона. Она согревала Шарля изнутри, заставляя пускать дым кольцами и думать о том, что всё не так уж и плохо. И хотя перемирие не состоялось, и Эдгар, судя по всему, расстроился, но…

В пекло мировую с этими сучатами! А с делами Эдгар и без этого разберётся — он ведь башковитый. Да и с Бернарами один бы чёрт ничего не сладилось, так чего и жалеть? У него сейчас другие заботы…

Шарль был уверен — как только Анри Бернар узнает о том, как всё повернулось, подвоха не миновать. Но он, Шарль Дюран, вовсе не дурак, чтобы ждать, пока сосед нападёт первым. Надо его упредить, не дожидаясь ножа в спину. Внезапность в таких делах — лучший друг, а в этих краях действует только одно правило: кто первый — тот и прав. Поэтому, как только они приплывут, он поставит ребят в ружьё и устроит трёпку старому пирату. Война есть война. А этот сучий сын Филипп бросил им вызов первым.

И если бы не Марсель, которому за каким-то чёртом приглянулась Аннет Бернар, Шарль бы, может, и вовсе укокошил бернарова щенка. Но его собственный сын будто чёрной пыли нанюхался и попутал ему все карты! Заявил, что хочет жениться на спесивой Аннет. Идиот! Большей дури от своих отпрысков Шарль в жизни не слышал. Чтобы кто-то из Дюранов женился на Бернарах? Да укуси его кайманова черепаха!

Но когда, наплевав на запрет отца, Марсель наутро попёрся в дом Бернаров, чтобы увидеть свою новую любовь, это чуть не закончилось трагедией. Потому что Готье окончательно перешёл черту, взял ружьё и выстрелил в Марселя из окна. Повезло этому идиоту, что адвокатишко так себе стрелок. Но спускать Бернарам такое дело с рук Шарль совсем не собирался.

Если тебя ударили по левой щеке — подставь правую и пробей сучёнку в печень!

Сына Шарль отправил на плантацию, предварительно добавив ему собственных тумаков и пообещав, что скормит его по частям аллигаторам, если услышит ещё хоть слово об Аннет. Но сейчас, спустя какое-то время после бала, идея с женитьбой на бернаровой дочке стала казаться Шарлю не такой уж глупой затеей.

А хоть бы вот назло Готье! Пусть утрётся!

Правда, при этом ему почему-то на ум приходила Летиция, а вовсе не Аннет. И Шарль не знал, почему он то и дело возвращается мыслями к племяннице Готье и думает о ней. И думает не так, как о шлюхах с Эспаланда Руж, с которыми проводил последние годы, а как-то совсем иначе. Вспоминая её лицо в мельчайших подробностях, и её голос. А ещё то, как она смотрела на его племянника Эдгара. И почему-то сегодняшняя новость о том, что её сожрали аллигаторы на болотах у переправы, расстроила Шарля сильнее, чем он ожидал. Жалко такую красавицу…