Пернатый оберег - Алексей Яковлев

— Награды-то есть, да раз на раз не приходится… Неприятность у меня случилась, когда и не ожидал. Так, рядовое боестолкновение. Террорист засел в доме, а там кроме него вся его семья: и жена беременная, и дети. Сам-то палит по нам из автомата, дети ревмя ревут, а жена вопит благим матом. С нашей группой увязался корреспондент с телевидения и штабной один, подполковник. Наверное, хотел, чтобы его запечатлели на видео в боевой обстановке. Подполковник этот говорит: «Нужно женщину и детей вывести из дома… Если случайно убьем ни в чем не повинных людей, тем более женщину или ребенка, разразится огромный скандал. А вызволим их оттуда — продемонстрируем свой высокий гуманизм и неукоснительное соблюдение норм международного права. И награда найдет героя! Кто пойдет?» А сам смотрит на меня. У меня, конечно, стрелять в женщину и детей не было никакого желания. И вывести их из-под огня тоже хотелось. Даже в Библии сказано: «Возлюби ближнего, как самого себя». Но ни в каком Священном писании не говорится, что ближнего и семью ближнего нужно любить больше самого себя или своей собственной семьи. Так что в первую очередь я подумаю о своих детях, да и о себе тоже. А боевик пусть сам о своей семье заботится и ее спасает. Эти свои размышления я в общих чертах и высказал штабному. А он начал кричать: «Трус! Позоришь высокое звание российского офицера!» Ну и так далее… Я его в ответ послал, в смысле, сказал: «Иди сам!» Штабной, конечно, никуда не пошел. Но нашелся доброволец. Как помню, Горнов его фамилия. И женщину беременную он вызволил, и детей…

Тон, которым Викентьев рассказывал об этом достойном только положительных эмоций событии, показался Глебу слишком скептическим, что и заставило его сделать соответствующее предположение:

— А наградить мужика забыли. На обещания только горазды.

— Нет, зря наговаривать ни на кого не стану. И не забыли, и наградили. Посмертно. Даже о семье погибшего пообещали позаботиться. У Горнова осталось двое малолетних сынишек. Как-то вдова с ними будет справляться? Безотцовщина — большая беда.

Пока Глеб переваривал историю, рассказанную Викентьевым, уволенный за трусость спецназовец скорбно покачивал головой и поглядывал на собеседника с явным намерением еще чем-то дополнить свое печальное повествование. Наконец сподобился:

— Ты бы тоже сделал для себя выводы и вел себя поосторожнее…

Глеб намек понял, но посчитал, что Викентьев излишне драматизирует обстановку:

— Мы же действуем не в боевых условиях…

— Как сказать! По-моему, линия фронта теперь проходит по всем улицам. Чуть зазевался — и готово, летальный исход! Короче, я с этой Кариной больше в машину не сяду. И тебе советую не иметь с ней никакого дела.

К счастью, Глебу не пришлось решаться на нелегкий выбор: пренебречь ли служебным долгом ради личного самосохранения или, наоборот, рискнуть своей репутацией для пользы дела? На этот раз их долгие ожидания не оказались тщетными. Глеб увидел, что по тротуару мимо их машины идет мужчина, на вид лет около тридцати, нормального телосложения, с лицом несколько землистого цвета, какое бывает от злоупотребления чифирем, но зато отмеченным присутствием рыночного интеллекта (рыночного — в высоком, макроэкономическом смысле). Попроси кто определить его социальное положение, Глеб, поколебавшись, ответил бы: бизнесмен ниже средней руки, или обычный шаромыжник, после недавней отсидки подавшийся в бизнес. Невысокий социальный статус прохожего подтверждал и способ его передвижения. Бедолага пользовался общественным транспортом, так как пешком направлялся в микрорайон от метро. И это сбивало с толку: как может уважающий себя бизнесмен, пусть невысокого разряда, а тем более бандит не иметь своего авто? Получается, что это какой-нибудь врачишка, инженеришка или учителишка, а то и вовсе ученишка, устыдившись своей маргинальности, напустил себе на физиономию рыночное выражение: авось, примут за бандита или бизнесмена! Но тем, кто прячет свой статус за пазухой, ох и трудно в столице у нас! Раз топаешь пешедралом, да еще и от метро, ясно, кто ты есть! И Глеб отвернулся: уж Серый-то никак не может ходить пешком! Но Карина, пребывавшая в плохом настроении из-за ссоры с Викентьевым, вдруг встрепенулась и, указывая пальцем на пешехода, воскликнула: «Так вот же он, Серый!» Глеба словно озарило: свое прозвище Додиков дружок получил из-за отчифиренной физиономии, а не потому, что его зовут Сергеем А они-то пытались отыскать всех Сергеев, которые дружили с Додиком! Почему видевшие Серого не указали на такую особую его примету, тоже понятно. У всех, кого Глеб опрашивал, глаза смотрели сикось-накось. У Анюты-Титикаки от страха, а у юного разнесенского наркомана и Карины — от злоупотребления умопомрачительным зельем. Не исключался и другой вариант. Карина из-эа оплошности Викентьева увидела пятитысячную купюру и загорелась непреодолимым желанием немедленно ее заполучить. Глеб обещал ей щедрое вознаграждение, когда она опознает Серого, вот она и опознала… первого встречного. Пока станут разбираться ху ли есть ху, она эти денежки потребует и получит. А потом извинится: обозналась, мол. Да и с наркоманки какой спрос? Но это только нехорошие подозрения, возможно, необоснованные. И Глеб подал сигнал Викентьеву. Тот вышел из машины и направился вслед за пешеходом. Желательно было узнать хотя бы, в каком подъезде огромного семнадцатиэтажного домины, на который держал курс фигурант, он проживает или квартирует. Хотелось бы выяснить и квартиру, но Викентьев не успевал его догнать, чтобы вместе войти в подъезд, а не топтаться потом перед железной дверью, любуясь на электронный замок.

Викентьеву помог счастливый случай. Из подъезда, к которому подходил Серый, вышел солидный господин и стал брезгливо оглядывать новенькую «вольво», припаркованную частично на тротуаре, предварительно сняв ее с охранной сигнализации. Ну этот-то точно принадлежит к среднему классу, подумал Глеб. Дом недавно построенный и только что заселенный. Не съемная же квартира у такого вальяжного господина! Нет, он ее купил за кругленькую сумму, поэтому пришлось временно ограничиться непрестижной «вольво». А финансового жирка опять поднакопит — и сменит «вольво» на достойный его социального статуса «мерседес». Состоятельного человека сразу видно: ему незачем пыжиться, напуская на свою физиономию рыночное выражение лица — оно и так на нем сидит как влитое. А то иная гольтепа купит себе иномарочную развалюху, съездит разок летом в Турцию на мутные воды — и бьет себя кулаком в грудь: «Я — средний класс!» Тьфу на тебя, а не средний ты класс! А этот настоящий, подлинный, без обмана! Наверное, владелец супермаркета или влиятельный чиновник из префектуры. Кстати, они тут недавно поспорили с Викентьевым: кто вредней для России — коррумпированный чиновник или жуликоватый оффшорный бизнесмен? Глеб стоял за чиновника, потому что даже по телевизору видно, что высшие руководители России только то и делают, что обрушиваются на коррупционеров-чиновников: от них все беды! А об оффшорных бизнесменах не говорят ни слова! Викентьев же, напротив, считал, что от коррумпированных чиновников, в отличие от их конкурентов, хоть какая-то польза есть, и в доказательство своей правоты приводил такой пример.

— Вот представь: некий прихватизатор, оффшорный владелец какого-нибудь завода, который и продукции теперь выпускает в два раза меньше, чем двадцать лет назад, получил десять миллионов долларов чистой прибыли. Один миллион, проливая невидимые миру слезы и бессильно скрипя зубами, вынужден был отдать в виде взятки коррумпированному чиновнику. И тот на эти неправедные деньги купил себе приличную квартиру хотя бы в этом доме. А бизнесмен оставшиеся девять миллионов вывез из России и положил в «Банк оф Америка». Так кто из них вреднее? Квартира-то как-никак осталась на территории нашей страны, а девять миллионов — навсегда тю-тю! Итак, коррумпированный чиновник спас для своей страны миллион долларов, овеществив их в московскую квартиру. А бизнесмен если что и оставил своей исторической родине, так только ядовитые отходы производства!