Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Ближе к полудню 22 июня американцы осуществили мощный воздушный налет на Шербур. Зазвенели сигналы боевой тревоги на позициях зенитчиков, а зенитчиками были немецкие подростки из Имперской трудовой службы, привлеченные на строительство военных объектов и не являвшиеся настоящими солдатами. К пушкам и пулеметам они подбежали тогда, когда над головами уже появилась первая волна истребителей-бомбардировщиков. «Мы палили как сумасшедшие», – вспоминал позднее один из этих ребят. Потом со стороны Ла-Манша послышался низкий гул, и появились, сверкая на солнце, армады американских тяжелых бомбардировщиков. «Разверзся настоящий ад: всё вокруг гудит, дрожит, сотрясается, рушится. Потом стало тихо. Небо посерело от пыли, пепла и дыма. Звенящая тишина словно придавила позиции нашей батареи». Было несколько прямых попаданий. Тела убитых ребят позднее увезли на грузовиках.

По мере приближения к Шербуру американцы встречали все больше дзотов, огневых точек и крупных укреплений противника, причем каждый узел сопротивления приходилось брать или уничтожать по отдельности. 315-й пехотный полк полковника Бернарда Макмейхона натолкнулся на казавшийся очень мощным опорный пункт близ Лез-Энгуф, гарнизон которого состоял из нескольких сотен немцев. Перебежчик-поляк подвел проводившего рекогносцировку Макмейхона и сопровождавших его офицеров совсем близко к немецким позициям. Они разглядели, что орудия противника, похоже, уничтожены – то ли налетом авиации, то ли самими немцами. Полковник приказал подогнать только что полученный грузовик с громкоговорителем, выдвинул вперед несколько пушек и объявил через громкоговоритель по-немецки, что сейчас начнет атаку вся дивизия. Он дал немцам десять минут на то, чтобы сдаться, а «по истечении этого времени все военнослужащие гарнизона, отказавшиеся сдаться, будут уничтожены артогнем». Он несколько раз повторил это обращение, «чувствуя себя очень глупо, потому что все призывы ни к чему вроде бы не привели». Вдруг послышались громкие крики: «Идут! Идут!» Показалось много немецких солдат, они шли к американцам – одни с белыми флагами, другие просто с поднятыми руками. Но это был далеко не весь гарнизон.

Затем появились пять немецких офицеров, посланных на переговоры командованием. Они попросили Макмейхона приказать своим артиллеристам выстрелить по немецким позициям одним зажигательным снарядом, чтобы их командир мог считать, что «выполнил свой долг перед фюрером и может сдаться». Полковнику пришлось признаться, что зажигательных снарядов у него нет. Достаточно ли «для немецкой воинской чести», если американцы выпустят пять зажигательных гранат? После подробного обсуждения этого контрпредложения старший из немцев согласился с такой формой «салюта». Но у артиллеристов удалось отыскать всего четыре зажигательные гранаты. После дальнейших препирательств эти четыре гранаты выпустили по ближайшему полю. Немецкие офицеры придирчиво изучили результаты стрельбы, согласились с тем, что гранаты были начинены фосфором, и возвратились к себе, чтобы доложить командиру: он может сдаваться вместе с оставшимися офицерами и солдатами, а также с приданным им полевым госпиталем.

Когда пленных подсчитали, выяснилось, что их две тысячи. Позднее, когда Макмейхон вместе с командиром дивизии осматривал немецкий полевой госпиталь, начальник госпиталя попросил оставить медикам восемь винтовок – иначе немцы откажутся продолжать работу, если только американцы не возьмут под стражу русских и польских «добровольцев». Командир американской дивизии возразил, что русские и поляки теперь находятся под его защитой, а немцы вполне могут справиться в госпитале и сами.

Самым сильным узлом обороны Шербура были его береговые батареи. Тяжелые бомбардировщики не сумели повредить их железобетонные укрытия, и Брэдли обратился к адмиралу Керку с просьбой помочь скорейшему взятию города. Адмирал считал, что Брэдли слишком привык полагаться на поддержку корабельной артиллерии, но просьбу удовлетворил. К Шербуру отправилась эскадра в составе линкоров «Невада», «Техас» и «Уорспайт», английского монитора «Нельсон» и нескольких крейсеров. Многим казалось, что эта операция станет приятной прогулкой. «В 08:30 мы прибыли в намеченный район, – писал офицер наблюдения за воздухом на американском крейсере «Куинси». – Ярко сияло солнце, небо чистое, с редкими крапинками кучевых облаков. Свежий воздух был похож на охлажденное вино». Контр-адмирал Карлтон Ф. Брайант, находившийся на борту линкора «Техас», вспоминал: «Стоял прекрасный солнечный воскресный день, на воде была легкая рябь, пускавшая солнечные зайчики, а мы вслед за минными тральщиками шли к Шербуру, убаюканные ложным чувством полной безопасности». Корабли заняли позиции для стрельбы около 13:00.

Неожиданно открыла огонь не замеченная ими береговая батарея. Снаряд врезался в боевую рубку флагманского линкора, серьезно повредил капитанский мостик. «Мы сразу открыли ответный огонь, – пишет офицер английского монитора «Нельсон». – Над головой ревели снаряды береговых батарей, и нас чуть не накрыло первым же залпом». Едва избежала попаданий и «Невада», а английский крейсер «Глазго» и несколько других кораблей, как и «Техас», получили повреждения. Серьезных ранений никто не получил, однако контр-адмирал Брайант решил, что осторожность – высшее проявление доблести, и увел свой отряд кораблей под защитой дымовой завесы.

Пехотинцам на суше встречались немецкие укрепления, которые упрямо не спешили сдаваться. Не раз и не два немцы проявляли незаурядное мужество. Американцам боеприпасы под огнем доставляли бронированные бульдозеры. Саперы и пехотинцы забрасывали в вентиляционные отверстия дотов заряды взрывчатки. Немцы нет-нет и сдавались, когда удавалось запугать их проявлением подавляющего превосходства. Если верить одному из ряда вон выходящему донесению, рядовой 79-й дивизии Смит, «выпив для храбрости изрядное количество кальвадоса», в одиночку захватил опорный пункт противника.

Вооруженный только пистолетом калибра 11,43 мм и сопровождаемый вовсе безоружным дружком, тоже подвыпившим, Смит, «спотыкаясь, доковылял до входа в дот». Вместе с товарищем, увидев, что стальные двери открыты нараспашку, он вошел внутрь и застрелил немцев, стоявших у входа. Смит, «которому уже было море по колено», переходил из одного помещения в другое, «беспрерывно стреляя и издавая громкие крики. Как только он открывал очередную дверь, немцы, решив, что пришла вся американская армия, поднимали руки». Он согнал пленных вместе и вывел их из дота, а там передал товарищам из своего батальона. Потом вернулся в дот и обнаружил там еще одно помещение, где лежали немецкие раненые. «Заявив во всеуслышание, что хороший немец – мертвый немец, он успел сделать нескольких раненых хорошими немцами, прежде чем его удалось успокоить».

После падения главного узла сопротивления, форта Руль, генерал-лейтенант фон Шлибен пришел к выводу, что нет смысла затягивать агонию. Почти все его солдаты, среди которых было несколько тысяч раненых, были загнаны под землю в своих укреплениях. Когда американские саперы взорвали вентиляционные шахты в его собственном штабном бункере, генерал решил капитулировать. Кислорода оставалось так мало, что раненые уже еле дышали. Один из его подчиненных, подполковник Кайль, которого нацистская пропаганда превознесла за то, что он до 30 июня продержался на полуострове Жобур, впоследствии защищал Шлибена, «проявившего здравый смысл». Шлибен не хотел жертвовать своими людьми понапрасну, хотя в качестве начальника «крепости Шербур» и принес Гитлеру клятву драться до конца.