Я тебя никогда не забуду - Анна и Сергей Литвиновы

Я просмотрел короткий перечень других сообществ, в которых она тусовалась. Кроме ДК, их оказалось всего два: школа номер такой-то и Плехановский институт. Затем я изучил фотографии, которыми Надежда уснастила свою страничку. Алексеева оказалась не из тех эксгибиционисток, что засоряют Сеть сотнями собственных изображений – соло, в компании с мужьями, детьми, собачками, друзьями, на фоне Эйфелевых башен, мостов Вздохов и прочих пальм. У нее на страничке картинки расположились продуманно. Их было всего три. Первая: она на лыжах, на фоне чужеземных гор (комбез скрывает дефекты фигуры, лыжи демонстрируют увлечение модным и спортивным, горы свидетельствуют о материальном достатке). Вторая – с нежно облапившим ее гигантом-мужем, в интерьерах ресторана (опять-таки неспроста: «Я не одинока и обеспечена»). И третья – с сыном в костюмчике на фоне высотки МГУ («К тому же сын у меня студент, да не простой, а эмгэушный – словом, жизнь удалась!»). Однако можно ехидничать сколько угодно, а выглядела Надежда, без всяких преувеличений, классно. Тут, правда, и фотошоп, верно, сыграл свою роль, но мне показалось, что смотрелась она даже лучше, чем почти тридцать лет назад. А что, бывают с женщинами и такие метаморфозы. Попадают они в уверенные мужские руки да в материальный достаток, начинают заниматься собой: ботоксы, пилинги, пластика, пилатесы с йогой… Опять же уверенность в себе и финансовая независимость всегда красят человека…

Но какой бы красоткой ни стала Надя, для меня она по-прежнему была номером вторым. Ничуть не дрогнуло мое сердце при виде ее постройневшей за тридцать без малого лет фигурки. Зато вот фотографии друзей гражданки Алексеевой… И друзей друзей… Я всматривался в их лица. Я увеличивал фотки до максимально возможного разрешения. Я искал имя «Наташа»… Пару раз мое сердце ёкало – но потом, внимательно рассмотрев, я с горечью убеждался: нет, не она…

Последнее посещение пользовательницей Алексеевой собственной странички произошло в минувшую пятницу, в 16.42, из чего я заключил, что она, скорей всего, бывает на модном сайте в рабочее время – и теперь появится на страничке завтра, в понедельник. Что еще делать на службе офисным дамочкам!

Что ж, пусть первое, что она увидит, будет сообщение от меня.

На счастье, собственная страничка в социальной Сети, под настоящей фамилией и фотографией у меня была, еще с тех пор, как я стал мечтать, что Наталья когда-нибудь выйдет со мной на связь.

В своем письме я постарался как можно меньше врать – кому, как не мне, известно, что бумага порой еще сильнее, чем лицо или жесты человека, выдает истинные его чувства и намерения.

«Дорогая Надя, – гласило мое скромное и сдержанное послание, – может быть, ты помнишь, мы встречались с тобой много лет назад в ДК Горького, когда я ухаживал за твоей подружкой Наташей. Не знаю, ведаешь ли ты, что наши с ней пути разошлись. Однако те давние времена я почему-то стал часто вспоминать – можно сказать, настоящая ностальгия обуяла. А так как я за счет своих воспоминаний живу – если ты не знаешь, я писатель – и теперь задумываю книжку, где действие будет происходить в восьмидесятые, то почему бы нам с тобою не встретиться? Отчего бы не повспоминать вместе? А я подарю тебе, если захочешь, пару-тройку своих новых книг. Мой телефон:*** – позвони, когда тебе будет удобно».

И никаких, конечно, расспросов про Наташу – о ней лишь вскользь: какой даме будет приятно, что ее нашли спустя столетие – только ради того, чтобы поговорить о другой?

«Отправить сообщение», – кликнул я и с чувством выполненного долга вышел в сад – наконец-таки подвязать разросшийся вдоль забора виноград.

Я ошибся насчет того, что моя корреспондентша пользовалась социальной Сетью на работе, потому что вечером того же дня от нее пришел ответ: «Конечно, помню тебя, будет лестно встретиться со столь известным автором, на работе я сейчас загружена не очень, где и когда мы можем увидеться? Лучше – в течение рабочего дня в районе улиц Шереметьевской и Полковой».

Я отправил ей ответ через полчаса, когда изучил, опять же в Интернете, пищевые точки в указанном районе: как насчет кафе «Эпидаврос», завтра, в 16?

А еще через минуту от нее пришло короткое: «ОК».

Да, фотографии не сильно наврали. И вообще Надя оказалась вся из себя светская дама – загорелая, гораздо более стройная и (на взгляд) крепкая, чем четверть века назад. Чудесное преображение гадкого утенка подчеркивали очки от «Версаче», кофтюля «Барберри» и сумка, возможно, даже от настоящего «Луи Вьюиттона». Вдобавок она сияла гладко-прегладким личиком – которое, правда, портило легкое шелушение, уж не знаю, от какой такой косметической процедуры бывают подобные реакции.

Боже ты мой, она даже сделала укладку! Будем надеяться, не только ради меня, но и чтобы своих коллег очаровывать. В общем, я с чистым сердцем отвесил ей комплимент:

– А ты выглядишь лучше, чем в прошлые времена.

Она растаяла.

– Ты тоже лучше смотришься, чем когда был двадцатилетним, – ответила она в тон. – Мужчине вообще идет на пользу, когда у него есть имя и деньги.

После столь трогательных расшаркиваний последовало копошение в виде заказываний блюд и напитков: «Спиртное я не пью, за рулем… Для кофе поздновато… Наверное, чай…Травяной? Да нет, все же обычный… Пирожное?.. Не люблю сладкое… Пожалуй, морковный фреш, но без сливок…»

Я заметил:

– Если бы мы, двадцатилетние, видели себя сейчас… Можем, но не хотим… Есть и виски, и джин, и эспрессо, и капучино, и пятнадцать видов тортиков… А мы ковыряемся…

Надя не поняла моей мысли, не подхватила. А вот Наташа – мне казалось – должна была понять. Надежда ответила даже с некоторой агрессией:

– Мы не виноваты, что время изменилось.

Я понял, что общение с ней не доставит мне ни малейшего удовольствия, что она, несмотря на внешние перемены, осталась ровно тем, кем была, – бледной тенью МОЕЙ ДЕВУШКИ. И я решил не рассусоливать, рубанул:

– Я тут недавно узнал, что Наташка, оказывается, была преступницей. Торгашей грабила.

Надежда попыталась изобразить удивление: «Что ты говоришь?» – но ей это не слишком удалось.

«Она знает!»

Я поднажал, спросил напрямик:

– Ты знала?

– Да нет, ну что ты! – изумилась она не очень натурально. Спохватившись, переспросила: – А что там было?

– Неважно. Когда ты с ней последний раз виделась? Разговаривала?

– Да все тогда же, в восемьдесят первом, – поспешила ответить Надежда, и опять, я увидел по глазам, соврала.

Принесли наш вегетарианский заказ.

Когда отошла официантка, я отхлебнул кофе и вдруг, неожиданно даже для себя, рявкнул:

– Где она? Что с ней? Давай, говори!

Надежда аж пролила сок. Глаза ее стали наполняться слезами.

– Так ты за этим меня позвал? – прошептала она.

«Нет, я, блин, позвал тебя затем, чтобы объясниться в вечной любви, которую я храню к тебе все двадцать восемь лет!»