Ричард Длинные Руки. В западне - Гай Юлий Орловский

Она чуть наклонила голову, взгляд ее все еще не оставлял моего лица.

– Тогда вы сами ответили, ваше величество. Властелин империи теперь вы!

– Что-то не понял, – ответил я холодновато. – Или намекаете, что предлагаете свои услуги мне?

Она прямо посмотрела мне в глаза, как мне показалось, так же холодно и бесстрастно.

– Ваше величество, вы все поняли правильно.

Я чуточку опешил от такой откровенности, но ответил с той же высоты имперского трона:

– И как вы это видите, леди? Что возьму вас в официальные любовницы?

Она ответила уверенно:

– А разве не все лучшее должно принадлежать императору?

– Все лучшее народу, – ответил я. – Правда, я и есть его олицетворение… Вы считаете себя самой-самой?

– Это не только мнение императора, – сказала она.

Я оглядел ее критически, постарался удержаться от естественного желания при виде такой красоты все-таки встать и пригласить сесть, а то и подать стул.

– А что у вас особенного? Сиськи видел и побольше, и поменьше, и вообще всякие…

– Мужчины обожают разнообразие, – сказала она, – разнообразьте свой стол и постель!.. Так легче выбрать.

– У меня есть любовница, – сообщил я. Подумал, уточнил: – Даже две, как мне кажется.

– Будет три, – сказала она, – такое дозволено придворным этикетом. Это у короля может быть только одна любовница.

– Официальная?

– Ну да, – подтвердила она с некоторым удивлением. – Жена – это жена, браки заключаются по договорам между правящими династиями, чтобы крепить мир и безопасность между государствами, а любовницы от слова «любовь»… Как хорошо быть северным варваром, да?

– А это при чем? – буркнул я.

– Можно делать вид, – произнесла она ангельским голоском, – что не понимаете простых вещей, которые понимать вам не хочется.

Я оглядел ее более внимательно.

– А вы проницательны, леди. Конечно, это ничего не имеет общего с умом, но все равно плюсик.

– Спасибо, ваше величество.

– За что?

– Не знаю, что такое плюсик, – ответила она с самым очаровательным видом, – но чувствую, что похвалили. Хоть и с неохотой.

– Я многое делаю с неохотой, – сообщил я. – В моем королевстве было такое название, как «полюбовница». Что значит, по любви… Но у нас это как бы осуждалось, потому что к черту любовь, когда есть долг! Любовь должна быть только к Отечеству. К тому же что-то не чувствую к вам этого самого… ну, влечения! Скорее напротив, весьма заметное неприятие. Тут уж если неохота, то неохота. Женщины еще могут притвориться, а у нас никак.

Она ответила с императорским достоинством:

– Для того, что у вас, мужчин, почему-то называется любовью, при дворе масса хорошеньких женщин и даже миленьких служанок. А идти с вами рядом может только женщина лучшая в империи!

Я снова оглядел ее пренебрежительно.

– Это вы о себе?

Она чуть-чуть приопустила ресницы.

– Я могла бы подумать, что подурнела в подземельях, однако перед дорогой сюда посмотрела в зеркало.

– Да, – сказал я, – тут такие брехливые зеркала.

– Подумайте, – сказала она. – Вашему престижу будет нанесен урон, если рядом с вами будет женщина, что уступает мне хоть в чем-то.

– А если предпочитаю умных?

– Ум не виден издали, – ответила она, – а вот внешность…

– Честно говоря, – сказал я, – мне кажется, здесь по крайней мере наберется сотня женщин, что не уступают друг другу. Скагеррак в самом деле собрал в столице самых красивых женщин империи!

Она улыбнулась с заметным чувством превосходства.

– Человек войны, да?.. Не очень хорошо разбираетесь в женщинах, да и не хотите разбираться, верно?.. Сиськи есть, значит, женщина?.. Но все остальные при императорском дворе разбираются превосходно. И даже во всем Волсингсборе. И когда увидят рядом с вами женщину попроще… Представляете, какой тяжести это будет удар?

Она чуть наклонилась в мою сторону, то ли заглядывая мне в глаза, то ли давая заглянуть в низкий вырез. Я ощутил тонкий аромат духов, без всякой чувственной пряности, а чистый и светлый, словно мы на залитом солнечным светом лугу с ковром из мелких диких цветов.

– Не льстите себе, – ответил я мирно. – Это я не с вами буду импозантнее, а со мной любая женщина будет смотреться царицей мира.

Она ощутила по моему тону, что аудиенция затянулась, присела в церемонном поклоне.

– Однако ваше величество разрешит мне поселиться в прежних комнатах?..

Я кивнул.

– Да, конечно. Все живут там, где и жили. Ваши апартаменты наверняка свободны. Если кто-то захватил, можете выгнать.

– Благодарю вас, ваше величество…

– Леди Жанна, – ответил я с холодной любезностью.

Норберт доложил, что конные отряды двинулись скорым маршем по прорубленному через горный хребет пути, а следом за ними воспрянувший Варессер отправил обоз со всем необходимым для обустройства стационарного лагеря.

Лорд-канцлер даже помолодел от таких забот, а бледные старческие щеки порозовели.

– Ваше величество, – заверил он жарко, – неужели мечта всех императоров Извечного Света начинает воплощаться?.. Мы же всегда-всегда были отрезаны от моря!.. Такая исполинская империя, и без малейшего выхода к морю!

– И все получилось без драки, – подтвердил я. – То ли еще будет, сэр Джуллиан. У вас как со штатом?

– Ваше величество, – воскликнул он, – все работают со рвением! Людей я набрал, пользуясь подаренной вами возможностью, новых и весьма усердных… Просто из предосторожности. Тоже отбирал из тех, кто не был особо приближен к императору.

– И как они?

– Стараются закрепиться, трудятся, дым идет!

Я отпустил его милостивым наклоном головы, Альбрехт проводил лорда-канцлера задумчивым взглядом.

– Даже не знаю, – сказал он честно, – что у них пересилит. С одной стороны, мы вроде спасители мира, с другой – узурпаторы. Честь и традиции требуют оставаться верными Скагерраку. Весь двор на распутье, равновесие неустойчивое.

– Пока присматриваются, – согласился я, – сговариваются, выясняют, вырабатывают общее мнение… При самодержавных режимах мнение должно быть только одно, вот и стараются… Зато при самодержавиях всегда расцвет культуры, науки и поэзии! Это я, как великий и тонко чувствующий поэт, говорю.

Он аристократически наморщил нос.

– Поэт… в солдатских сапогах?

– Поэзия, – возразил я, – не аристократический салон, куда только напомаженным и в блестящих туфлях! Это храм, куда весьма и в стоптанных сапогах, чтоб вы знали.