Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий

Блистательная Вена притихла, словно затаилась. Небо над ней, летом всегда голубое и прозрачное, покрылось какой-то серой пеленой, солнце потускнело и, казалось, перестало греть, а шустрые стрижи прекратили устраивать свои весёлые игрища и стали непривычно смирными. Даже природа чувствовала, что приближается большая беда.

Юрек и Младен Анастасиевич сидели в таверне «Под чашей» и в промежутках между ублажением своих желудков вели дружеский разговор. Своё название таверна получила от дома, который, как и все здания австрийской столицы, имел отличительный признак в виде барельефа на фасаде, который изображал даже не совсем чашу, а нечто похожее на рог изобилия, потому как из неё изливался винный поток вперемешку с фруктами и различными сладостями — кнедликами, булочками, рожками, шишками и рулетами. Понятно, что поток был вырезан из камня, но он был ярко раскрашен и выглядел чертовски аппетитно, и серб с Юреком зашли в таверну, долго не раздумывая.

Угощал Младен Анастасиевич. Он просто обалдел, когда на пороге его дома появился худой, как щепка, и загорелый (даже не столько загорелый, сколько прокопчённый дымом костров) до черноты странник с хурджином на плече и саблей у пояса и назвал своё имя. Трудно было узнать в нём Юрия Кульчицкого, разбитного малого, который представлял в Белграде интересы отделения «Восточной Торговой Компании». И всё равно, это был он, собственной персоной.

Первая фраза Младена (после приветствий и дружеских объятий) была следующей:

— Извини, но я уже похоронил тебя... Некоторых наших товарищей турки отпустили (это было сначала), а потом спохватились и начали вешать всех подряд. Ты исчез, и я думал, что тебя зарыли тайно, как и многих других.

— Мне цыганка нагадала, что умру я не от сабли и не от мушкетной пули, а на домашнем ложе, — ответил Юрек. — И представляешь (они как-то незаметно перешли на «ты»), она оказалась права. В каких только мне не приходилось бывать передрягах, и всегда я выходил из них даже без серьёзных ранений. Так что я верю в свою путеводную звезду, и мало чего боюсь.

— Ну, это я уже знаю, — со смехом сказал серб. — Русские все такие. Мне не доводилось встречать среди них ни одного труса.

— Бывают... но редко, — серьёзно ответил Юрек. — Так уж получается, что наша жизнь всегда висит на волоске, и гадать, когда и почему она может оборваться — пустое дело. Поэтому мы относимся к жизни философски: пока живёшь — радуйся и пей вино, а пришла пора умирать — вспомни, что все люди смертны, никто не вечен, и нет никакой разницы, уйдёшь ли ты на небеса сейчас или позже. Тем более что большинство русских не обременено тяжким грузом — богатством, расставание с которым для людей знатных и состоятельных невыносимая горесть.

— Э, да ты, оказывается, философ!

— Это я просто голоден. Вторые сутки во рту у меня не было даже макового зёрнышка. Я добирался в Вену вместе с обозом Карла Лотарингского. А в его войсках дела с провиантом обстояли худо. Иногда бывало густо, но чаще — пусто.

— Понял. Тебя нужно накормить. Это не проблема. В городе с продуктами пока неплохо, есть большие армейские магазины, да и хозяева таверн народ запасливый. Так что бросай свой хурджин и потопали. Извини, что не угощаю тебе домашним обедом — у меня в доме шаром покати. Семью я отправил в Линц, а сам записался в ополчение. Так что теперь я холостяк...

Юрек ел и никак не мог наесться. Всё было чертовски вкусно. Одни лишь незнакомые ему названия блюд вызывали аппетит: «бакхендль» оказался жареным по-особому каплуном, обвалянном в муке, «швайнбратен» с кнедпем и квашеной капустой — это буженина, «бойшель» — рагу из потрохов, «гермкнедль» — мягкая булочка с повидлом, яблочный штрудель... А уж вина и вовсе потрясали своим незнакомым вкусом и крепостью. Юрек даже немного захмелел.

— Не спеши налегать на еду и вино, — сказал, посмеиваясь, Младен. — Скоро к нам присоединится интересная компания. Вот тогда мы и выпьем, как водится среди честных христиан.

— О ком речь?

— Сам увидишь, — загадочно ответил серб.

Юрек заметил, как по дороге он поймал мальчишку из простонародья, сунул ему в руку мелкую монетку и что-то сказал на ухо. Тот весело ухмыльнулся и куда-то умчался.

Загадка разрешилась быстро. Спустя какое-то время после загадочного предупреждения Младена Анастасиевича, к столу, за которым сидели он и Юрек, подошли двое мужчин, обвешанных оружием с головы до ног; судя по одежде, это были сербы.

— Приветствуем честную компанию! — весело улыбаясь, сказал один из них.

Юрек поднял глаза от стола и в изумлении воскликнул:

— Ратко, Мавро! Чтоб я так жил! Хей, камараден!

Они начали обниматься и долго хлопали друг друга по плечам, таким образом выражая свою неподдельную радость.

— Нам сказали, что до тебя добрались палачи Гусейн-паши, — сказал Ратко, когда собравшиеся за столом выпили по полному кубку за встречу. — Признаюсь, я не очень поверил этим слухам. Ты не сдался бы, а принял смерть в бою. Оказывается, я был прав.

— Мне повезло... — И Юрек рассказал, что с ним произошло после побега из Белграда, красочно описывая некоторые моменты своих похождений; наверное, тому причиной было вино, развязавшее ему язык.

Гайдуки и Младен Анастасиевич слушали его повествование словно какую-то занимательную легенду — широко открыв глаза и сопровождая восклицаниями особо интересные моменты рассказа. Когда он закончил, Младен спросил:

— Как дальше думаешь?

— А что тут думать, — ответил Юрек. — Я остаюсь в Вене. Буду помогать защитникам города, чем смогу.

— Верное решение, — одобрительно сказал сербский купец. — Негоже уподобляться крысам, которые бегут с корабля, когда в борту образовалась пробоина. Её и зашить недолго. Многие жители Вены, в основном знать и богатые негоцианты, уже покинули город, опасаясь потерять не только имущество, но и жизнь, но ещё больше осталось — настоящие патриоты, простой трудовой люд. Гарнизон Вены небольшой, с мушкетёрами и гренадерами, которых прислал Карл Лотарингский, солдат стало чуть больше одиннадцати тысяч. Но ещё есть народное ополчение. В нём примерно пять тысяч человек. Им командует капитан Амброзий Франк, опытный воин. Мы должны продержаться, пока подоспеет подмога. Король Речи Посполитой Ян Собеский со своими полками должен прийти к нам на помощь.

— Записывайся к нам, в ополчение, — предложил Ратко.

— А меня примут? — с сомнением спросил Юрек.

По правде говоря, он не горел желанием участвовать в чужой войне. Но куда денешься от судьбы? И потом, он не верил, что османы смогут взять такую неприступную крепость, как Вена, о которую сто пятьдесят лет назад обломал зубы даже турецкий султан Сулейман Кануни, великий полководец, армия которого насчитывала сто двадцать тысяч солдат. Потому Юрек и не пошёл дальше с армией Карла Лотарингского. Ему уже до смерти надоела неустроенная походная жизнь.