Казнь на Вестминстерском мосту - Энн Перри

Он увидел, что им с Драммондом в голову одновременно пришла одна и та же мысль.

— Мы должны спровоцировать убийцу, — облек ее в слова Драммонд. — Мы найдем человека, который будет в одиночестве ходить по мосту каждый вечер после позднего заседания. Мы будем рядом, замаскируемся под уличных торговцев и извозчиков.

— У нас не найдется констебля, который сойдет за депутата парламента.

Драммонд слегка сморщился.

— Не найдется, но за него смогу сойти я. Ходить буду я.

Восемь ночей шеф поднимался на галерею для посетителей в палате общин, сидел до окончания заседания, затем смешивался с депутатами и, переговариваясь с ними, выходил на улицу и шел по Вестминстерскому мосту. Дважды он покупал фиалки у Мейзи Уиллис, а один раз — горячие пироги у торговца на набережной Виктории, однако никого, кто продавал бы примулы, он не видел, и никто не преследовал его.

На девятую ночь, когда он, отчаявшийся и уставший, шел по мосту, подняв воротник пальто, чтобы защититься от холодного ветра с реки, его догнал Гарнет Ройс.

— Добрый вечер, мистер Драммонд.

— О… э… добрый вечер, сэр Гарнет.

По лицу Ройса было видно, что он очень напряжен. Свет фонаря отражался в его глазах.

— Я знаю, чем вы занимаетесь, мистер Драммонд, — сказал он тихо. — И что это не дает никакого результата. — Он нервно сглотнул, его дыхание было неровным, однако этот человек привык все держать под контролем, в том числе себя и других. — И не даст — во всяком случае, при таком способе. Я предлагаю вам свою помощь, я искренне хочу помочь. Позвольте мне ходить по мосту. Если этот безумец собирается снова нанести удар, я стану оправданной целью: настоящий депутат парламента… — Он замолчал на секунду, прокашлялся и, сделав над собой неимоверное усилие, заговорил без дрожи в голосе: — Настоящий депутат, который живет к югу от реки и у которого есть все основания идти домой пешком.

Драммонд колебался. Он отчетливо видел все риски: и собственную вину, если с Ройсом что-то случится, и обвинения, которые будут выдвинуты против него. Он представил, с какой легкостью его обвинят в трусости. И в то же время, размышлял он, его хождение по мосту за восемь ночей не принесло никакого результата. То, что сказал Ройс, правда: может, головорез и безумен, но ее — или его — не так-то просто обмануть.

Драммонд понимал, что Ройсу страшно; он видел это по его глазам, по горящему взгляду, по плотно сжатым губам. Гарнет был так напряжен, что, казалось, не замечает леденящего холода и липкого тумана, поднимающегося от воды.

— Вы отважный человек, сэр Гарнет, — искренне произнес Драммонд. — Я принимаю ваше предложение. Я был бы рад справиться без вас, но, видимо, у нас это не получится. — Он заметил, как Ройс вздернул подбородок, как у него на скулах заиграли желваки. Итак, жребий был брошен. — Мы все время будем рядом, в нескольких ярдах: извозчики, уличные торговцы, пьяницы… Даю вам слово: мы не допустим, чтобы вам причинили вред. — Дай бог, чтобы он мог сдержать его!

На следующее утро Драммонд все рассказал Питту, когда они сидели в его кабинете у камина. Шеф вспоминал ночи на мосту, и огонь, тянувший свои языки к дымовой трубе и с треском выбрасывавший снопы искр, казался ему островком безопасности, живым существом. После разговора с Ройсом он продолжил свой путь, неторопливым шагом прошел мост из конца в конец по чередующимся участкам света и тьмы. Его каблуки неестественно громко стучали по мокрой брусчатке, с набережной доносились приглушенные голоса людей.

Питт внимательно смотрел на него.

— У нас есть другой способ? — с беспомощным видом спросил Драммонд. — Надо же как-то остановить ее!

— Знаю, — согласился Томас. — Если и есть другой способ, мне он неизвестен.

— Я буду там, — добавил шеф. — Притворюсь любителем оперы, который в подпитии возвращается из театра…

— Нет, сэр! — Питт был категоричен. В другое время и другой человек счел бы его слова грубостью. — Сэр, если нам и нужен Ройс, то только потому, что головорез знает, что вы не депутат парламента. Поэтому, чтобы добиться успеха, нужно, чтобы Ройс выглядел уязвимым, одинокой жертвой, а не полицейской приманкой. Самое близкое, где мы сможем находиться, — это набережная Виктории. У нас будет три констебля на дальнем конце, так что там путь к бегству ему будет закрыт. Мы поговорим с речной полицией, чтобы те были начеку, если он спрыгнет с моста. Мы переоденем двух констеблей в уличных торговцев и поставим их у того конца моста, который ближе к парламенту, а я поеду в кэбе, когда Ройс поднимется на мост. Если я буду держаться чуть позади него, то смогу наблюдать за ним, смогу приблизиться к нему, никого не напугав. Люди всегда думают, что извозчики смотрят только на дорогу.

— А мы не можем поставить хотя бы одного человека на мост? Под личиной пьяницы или нищего? — Драммонд был бледен, его черты заострилось.

— Нет. — Питт не чувствовал ни малейших сомнений. — Если на мосту будет еще кто-то, головорез может испугаться и убежать.

— Я дал Ройсу слово, что мы защитим его! — выдвинул свой последний аргумент Драммонд.

На это сказать было нечего. Оба знали, насколько велик риск, и понимали, что многое от них не зависит.

Три следующих вечера заседания заканчивались рано. Драммонд и Питт продолжали наблюдать, но не рассчитывали, что что-нибудь произойдет. На четвертый вечер погода ухудшилась, в небе повисли тяжелые от непролившегося дождя тучи. Стемнело рано, и фонари на набережной напоминали свалившиеся сверху луны. Плывшие по реке баржи походили на черные клинья, которые с шорохом разрезали колеблющиеся на поверхности воды отражения.

Под статуей Боудикки, чьей колеснице предстояло героически мчаться на римских захватчиков, погибших две тысячи лет назад, стоял констебль; перед ним была тележка, и он изображал из себя продавца сэндвичей. Несмотря на теплый шарф, обмотанный вокруг шеи, полицейский сильно замерз, и пальцы, торчавшие из митенок, посинели. Однако холод не мешал ему поглядывать по сторонам в ожидании Гарнета Ройса. Констебль был готов ринуться вперед, если кто-либо приблизится к тому. Дубинку он прятал под пальто, но так, чтобы выхватить ее в любой момент.

У дверей палаты общин стоял еще один констебль, одетый лакеем, и делал вид, будто ждет своего хозяина, чтобы передать ему сообщение, хотя на самом деле он выискивал взглядом Гарнета Ройса — и цветочницу.

На дальнем конце моста, на южном берегу реки, ждали три констебля. Двое были одеты обычными горожанами, которые, находясь в некотором подпитии, праздно проводят вечер и ищут женского общества. Третий констебль изображал извозчика, который поджидает возвращения своего пассажира. Его кэб стоял в двадцати ярдах от моста, у первого дома по Бельвью-роуд.

Мика Драммонд стоял на крыльце одного из домов на набережной Виктории и, напрягая зрение, наблюдал, как депутаты покидают здание парламента. Лица различить он не мог, однако приближаться к депутатам не решался. Надвинув на лоб цилиндр и замотав шею шарфом почти до подбородка, Драммонд стоял так, чтобы его лицо было в тени. Прохожий принял бы его за джентльмена, который слишком бурно отпраздновал какое-то событие, а теперь ждет, когда в голове прояснится, прежде чем идти домой. Никто не обращал на него внимания.