Братство - Ингар Йонсруд

— Остальные… разбрелись. Джон уехал в Шотландию. Ульф вернулся в Швецию. Томаса призвали. Еврей, наверное, прячется с крысами. Лошадиная Морда просто исчезла, — сказал Элиас.

После этого разговора Кольбейн с Элиасом почти не обмолвились ни словом. Не то чтобы Кольбейн не хотел. Он чувствовал необходимость понять. Понять, почему профессор уговорил Эльзу забрать у него дочь. Понять, почему Элиас положил глаз на Эльзу, когда мог выбрать кого угодно. Кольбейн хотел узнать, текло ли зло по жилам Элиаса уже тогда, когда он взял его под свое крыло в Вене. Сам ли Элиас выбрал свой путь, или путь выбрал его? Вопросов было так много. Только Кольбейн не знал, с чего начать. Слова не находились. И профессор тоже хранил молчание.

В лаборатории Кольбейна никто не беспокоил. Элиас только безразлично махал рукой, когда Кольбейн рассматривал его дневники, изучал бутылки с химикатами на полке и открывал ящики для хранения архива. Здесь было все. Весь архив Венского братства, вся их корреспонденция и рабочие записи. Профессор не раскрывал цели, зачем он держит его здесь. И Кольбейн читал. Исследования, которыми занимался профессор, в реальности были простой формой экспериментов. Элиас разделил пленных на группы по расовому признаку. В одном из бараков он держал советских солдат восточноазиатского происхождения. Во втором жили латыши, а в третьем — военнопленные из украинских степей. Месяц пленные сидели на экстремальных дозах витамина А. Сильные повреждения селезенки и печени в первой группе. Меньшие повреждения внутренних органов с явными физическими изменениями, такими, как выпадение волос и изменение цвета кожи, во второй группе. Самый высокий показатель смертности — в третьей. Через два месяца в питьевую воду начали добавлять ртуть. Депрессия, галлюцинации, кашель с кровью и мышечные судороги, должно быть, превращали жизнь пленников в ад. Далее эксперимент продолжился. С витамином Д. С железом. С цинком. С различными дрожжевыми грибками. С лекарством от сифилиса — «Сальварсаном».

Никакой методики не было, только опыты шаг за шагом. Химикалии, лекарства, питательные соли тестировались на пленных, как на крысах. Выбывших заменяли новыми. Здесь не было медпункта. Только наблюдательный пункт, и это логично. Если хочешь увидеть эффект от передозировки, разве не целесообразно будет изучить симптомы? Кольбейн удивился, как далеко это от той систематичности, которую Элиас проповедовал в лаборатории в Вене. Даже под конец. Методика, которая завела их слишком далеко. И тем не менее чтение полностью поглотило Кольбейна. Более полной задокументированной базы расово-биологических различий он никогда не видел.

Когда закончился ужин девятого дня, профессор встал и подошел к нему.

— Вечером мы празднуем День покаяния и молитвы с нашими немецкими друзьями. Тебя ждут в доме, — сказал он.

Когда Фредрик навалился на дверь, раздался слабый шум, и на бетонную стену упала полоса яркого света. Он аккуратно осмотрел дверной проем на предмет натяжной проволоки.

— Все чисто, — наконец прошептал он.

Они прислушались. Стук звучал громче. Он приоткрыл дверь еще на десять сантиметров. Полицейские еще раз осмотрели дверную раму. Еще пять сантиметров — и этого оказалось достаточно, чтобы в дверь смогла протиснуться Кафа. Она прижала пистолет к ноге и широко раскрытыми глазами посмотрела на Фредрика, дыхательной маской уткнулась ему в грудь и скользнула в проем.

— О господи.

Он услышал, как тяжело она задышала. Ее лицо показалось в проеме.

— Можешь заходить.

Комната была размером со спортзал. С потолка свисали люминесцентные лампы, свет которых отражался в блестящей алюминиевой столешнице посреди комнаты. Вдоль стен — такие же полки, инструменты и холодильники, что и в Сульру. Лаборатория. Перед одной из длинных стен была построена перегородка высотой около двух метров. В ней было три двери, которые вели в маленькие изолированные комнаты. В нос ударил резкий запах дезинфицирующих моющих средств. К нему примешивался другой запах — сладковатый, тошнотворный, трупный. На полу перед алюминиевой столешницей была расстелена белая полиэтиленовая скатерть, а на ней — расчлененные останки мужчины. Голова с темными прямыми волосами лежала лицом вниз, а ниже шла темно-красная поверхность тела, на которой виднелись затылочный позвонок и пищевод. Нижняя часть тела была отрезана прямо под пупком, на пять сантиметров ниже бедер. Лодыжки и пара ступней. Грудина была разъята и раздроблена. И вот оно. Пара рук. На левой не хватало мизинца. На столешнице стояла электрическая машина для резки мяса и костей.

Взгляды Кафы и Фредрика встретились. Фредрик крепче сжал прохладную рукоятку пистолета и с усилием сглотнул. Они обошли столешницу с обеих сторон. Кафа — с внешней, вдоль полок и шкафов, а он — с внутренней. Проходя мимо расчлененного трупа, он не мог не смотреть на него. В открытой грудной клетке все еще находились легкие и сердце, а зеленовато-красный желудок сполз вниз, испачкав чистую поверхность среза, и лежал на скатерти, словно ссохшаяся волынка. Уже проявлялись признаки разложения. Фредрик сглотнул и отвел взгляд. Стук по металлу теперь был отчетливо слышен. Он доносился из-за первой двери.

Полицейские осмотрели лабораторию вдоль и поперек и убедились, что больше здесь никого нет.

Они открыли один из холодильников с двойными дверями, стоявший у стены. Он был набит всякой всячиной. В одной его части помещались сотни пробирок толщиной в палец, установленных в хрупкие пластиковые держатели. Пробирки были закрыты синими крышками. В них находилась жидкость, похожая на воду. В другой части штабелями стояли чашки Петри, по десять штук на полке. Некоторые были пустыми, в других находились разные вещества. Содержимое некоторых было похоже на маленьких медуз, в других серо-белые сгустки напоминали плесневые грибы и засохшую сперму. Кафа закрыла холодильник и посмотрела на коллегу. Им больше было не нужно говорить что-то друг другу. Теперь они наконец-то все узнают. «Тук, тук, тук», — раздавался звук. Фредрик указал на дальнюю дверь.

— Начнем с той. Дверь, со стороны которой доносится стук, оставим напоследок.

Фредрик встал в стойку, обеими руками держа пистолет перед собой. Никакого страха. Ни капли пота, ни стука сердца. Стволом пистолета он подал сигнал Кафе, и та резко открыла дверь. Комната оказалась маленькой и темной. У кирпичной стены стояла дровяная печь. Самые крупные части тела, лежавшие у полицейских за спиной, как раз поместились бы в ее квадратную топку.

Следующая комната оказалась складом, на стенах которого висели полки, а на полках размещалось лабораторное оборудование.

Стук прекратился. Фредрик принял стрелковое положение. Кафа посмотрела на напарника. Она была напряжена до предела. Лоб блестел, нижняя челюсть выдвинута вперед. Она ждала знака, чтобы открыть последнюю дверь.

Стены и потолок здесь, как и в двух других комнатах, были из белого гипсокартона, но они были закрыты стальными решетками. Вдоль стен висели узкие нары. Мощный обогреватель обеспечивал уровень температуры выше двадцати градусов. Дверь, снаружи казавшаяся хлипкой, изнутри была укреплена толстой стальной пластиной, а ручка была оторвана.