Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Первым заслуживающим доверие свидетелем был водитель, остановившийся в 8.30 утра на шоссе Шеппартон – Беналла, для того чтобы предложить помощь пассажирам машины со спущенным колесом. На заднем сиденье автомобиля он заметил двух детей в сопровождении высокого рыжеволосого мужчины. Мужчина повел себя довольно агрессивно, заявил, что они не нуждаются в помощи, и предложил добровольному помощнику поскорее убираться. Второй раз Бахрина с детьми заметили в магазине игрушек маленького городка Гриффит в соседнем штате. Свидетель видел, как Бахрин поспешно выводил сына и дочь из магазина и сажал в машину. Оба эти сообщения подтверждали, что дети еще в Австралии, и у меня в сердце опять вспыхнула надежда, за которую я ухватилась, как тонущий хватается за спасательный круг.

Я спросила полицейских, что случилось с детскими вещами, оставшимися в номере отеля, и они ответили, что номер был самым тщательным образом обыскан и теперь опечатан. Затем Даунс и Педерсон удалились, пообещав, что в ближайшее время снова свяжутся с нами.

После их ухода мы с Джоном Удоровичем занялись обсуждением юридических вопросов, которые нам предстоит решать, когда будут найдены Аддин и Шах. Приехавшие с Джоном дети, Надин и Джошуа, а также Эмбер, дочь Джорджа Крэйга, пытались хоть как-то развлечь Скай, еще днем вернувшуюся с фермы. Она была молчалива и напугана исчезновением сестры и брата, и меня мучила совесть, что я ничем не могу утешить ее. Оставшихся у меня сил хватало только на то, чтобы не визжать, не крушить мебель и не бить стекла. Я, как по клетке, кругами ходила по комнате, потом бежала в туалет и меня тошнило, а потом опять ходила и ходила. Я вздрагивала от каждого звука, точно от скрежета железа по стеклу. Друзья неоднократно предлагали мне валиум и другие успокоительные, но я категорически отказывалась. Я не хотела одурманивать себя лекарствами только ради того, чтобы потом очнуться и понять, что моя жизнь по-прежнему похожа на страшный сон. Мне нужна была чистая голова – Шах и Аддин верят, что я найду их и верну домой. Поэтому и вторую ночь я пролежала в постели, даже не надеясь заснуть. Ближе к утру я потихоньку встала и прокралась в комнату Аддина, позвав с собой спавшую внизу Макл. Мне не понадобилось включать свет – через незадернутые шторы лунный луч проникал в комнату, отражался от мраморного камина и ярко освещал кровать. Я легла на нее, прижала к себе Макл и зарылась лицом в подушку, надеясь почувствовать запах своего ребенка. Я вдыхала его с такой жадностью, что, мне казалось, вот-вот разорвется сердце. Я представляла лица Аддина и Шах и слышала обрывки каких-то старых разговоров. Это все, что мне оставалось до тех пор, пока они не вернутся домой.

14 июля 1992 года. Вторник

Утром я проснулась в кровати Аддина, закоченев от холода и неудобной позы, и не сразу поняла, что все события вчерашнего дня не приснились мне в кошмарном сне, а произошли наяву. К реальности меня вернули уже привычные рвотные спазмы и озноб. Я приняла душ и оделась, автоматически почистила зубы и расчесала волосы, стараясь не смотреть в зеркало. Как и вчера, я могла думать только о том, что сейчас делают мои дети. Когда я завязывала волосы в хвост, в ванную зашел Ян и, взглянув на мое лицо в зеркале, посоветовал:

– Накрасься немного, Жак.

– Я не могу. Кому это надо? – спросила я, чувствуя, как из желудка к горлу поднимается очередная волна тошноты.

– Надо, поверь мне. Я достаточно долго работал на телевидении и знаю, что красивое лицо вызывает гораздо больше сочувствия, – сказал Ян с такой уверенностью, что я не решилась спорить.

Но, пока я красилась, мне казалось, что с каждым взмахом кисточки для ресниц и пуховки я предаю своих детей, и в глубине души негодовала на суетность человечества, которому, для того чтобы испытать сострадание, требуется фотогеничная и тщательно причесанная жертва.

Этот день прошел почти так же, как предыдущий, в круговороте телефонных звонков, интервью, съемочных бригад, фотографов и журналистов. Я с бесконечным терпением отвечала на все, даже самые нелепые, вопросы, понимая, что это единственный доступный мне способ помочь своим детям.

Звонок из Федеральной полиции заставил меня вздрогнуть и на мгновение загореться надеждой, но они просто вежливо сообщили нам, что продолжают работать. Прибыла утренняя смена наших друзей и помощников, но я не смогла сообщить им ничего нового. Я благодарила судьбу за таких друзей: за их объятия, их молчание и неоценимую помощь. Весь день, когда мне не надо было давать интервью или совещаться с юристами, я плакала, плакала и плакала до тех пор, пока у меня не кончились слезы.

Где-то в середине дня мне позвонил Тим Уотсон-Мунро, наш близкий друг и судебный психолог; его дочь Джессика была лучшей подругой Шахиры. Тим очень старался утешить меня, но он лучших других знал и то, какие психологические травмы может нанести такое происшествие детям, и то, что нет на свете таких слов, которые смогут прогнать мои страхи. Одноклассники и лучшие друзья Аддина, Марк Мадерн и Джек Браун, позвонили, чтобы узнать, не могут ли они чем-нибудь помочь. Я не знала, что сказать этим детям: наверное, я должна была успокоить их и помочь справиться с шоком и болью, но у меня просто не было на это сил.

Телефон практически не замолкал; казалось, весь мир спешил прийти к нам на помощь, но мои дети вдруг превратились в две крошечные иголки, спрятавшиеся в огромном стоге сена. За весь день мне удалось съесть и удержать в желудке только одну шоколадку «Кэдбери» с миндалем и выпить немного апельсинового сока. Каким-то чудом я вспомнила, что надо позвонить в дом престарелых, где жила бабушка, и предупредить их, чтобы ей ничего не рассказывали до тех пор, пока мы не узнаем чего-нибудь определенного. Но почему же до сих пор нет никаких новостей? Я не могла понять, как получилось, что больше ни один человек не видел ни Аддина, ни Шахиры, ни хотя бы Бахрина. Вечер прошел так же, как и накануне. У нас дома сидели друзья, и все мы одновременно вздрагивали, услышав телефон или звонок в дверь. Телефон замолчал только в двенадцатом часу, но я все равно была слишком взвинчена, чтобы спать. Вместо этого я до рассвета просидела перед телевизором, невидящими глазами глядя на экран и в мельчайших подробностях вспоминая свой последний разговор с сыном и дочерью.

15 июля 1992 года. Среда

Все еще никаких новостей. Я автоматически делала все, что от меня требовалось, молилась про себя и надеялась, что, если мои интервью будут как можно чаще появляться в прессе и на телевидении, один из зрителей или читателей вспомнит какую-нибудь маленькую деталь, которая приведет нас к Аддину и Шах. Полиция больше всего полагалась на показания свидетелей из Гриффита, но, похоже, та ниточка оборвалась. Люди продолжали звонить в полицию, многие из них были уверены, что видели Бахрина и детей, и это вселяло в нас надежду, но как из такого количества информации выбрать единственно правдивую? Если верить звонкам, получалось, что их замечали десятки раз в день в самых разных штатах. О некоторых сообщениях я узнавала не от полиции, а из телепрограмм и наиболее правдоподобные сведения пыталась проверить лично. Один мужчина рассказал тележурналисту, что заметил детей на авиационном шоу в девяноста милях от Мельбурна и что они садились в самолет. Другая уверяла, что своими глазами видела, как принц в сопровождении эскорта БМВ мчался по шоссе в направлении Мельбурнского международного аэропорта. Дети, по словам свидетельницы, сидели рядом с ним, одетые в форму частной школы; она успела заметить даже перчатки, галстуки и шляпки. Я рассмеялась, услышав это сообщение. Удивительно, как сильно действует на некоторых людей любой намек на благородное происхождение; они способны увидеть корону на голове у нищего, если услышат, что в его жилах течет голубая кровь. Одна старая подруга предложила сводить меня к известной ясновидящей; в тот момент я еще не дошла до такой степени отчаяния, но все-таки не стала исключать и такую возможность.