Невидимый - Дэвид Левитан

– Мы не можем позволять придуркам одерживать победу, – уверен Лори. – То есть именно в это все обычно и упирается. Смотрите – разве я хочу отрубить ему голову и поднять ее в воздух, как трофей? Ни капельки. Но я не хочу, чтобы он выиграл. Ни за что нельзя позволить ему выиграть.

– Вот в этом как раз проблема, вызванная тем, что у нас есть моральный кодекс, – поясняю я. – Мы хотим уничтожить ту часть личности, что творит зло, но хотим спасти человека в целом, спрятанного под ней.

– А ты думаешь, такое возможно? – спрашивает Элизабет. – Он старик. Ты единственный родной ему человек. Есть ли хоть малейший шанс убедить его измениться?

Хотел бы я верить, что такой вариант возможен. Но я не могу.

– Нет, – отвечаю я. – Если я откажу ему, на этом все будет кончено. Конец всему. Он не пойдет на попятную.

– Тогда он должен умереть, – говорит Лори.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда – жить.

– Нет.

На мгновение мы так и замираем – в неясном промежутке между этими «нет».

Тогда Элизабет говорит:

– Точно. У меня точно такая же точка зрения.

Я ненадолго отлучаюсь. Говорю, что вернусь через секунду. Мне просто надо побыть в другой комнате. Надо подумать обо всем этом, чтобы они, Элизабет и Лори, не стояли передо мной, чтобы я не видел, как последствия отражаются на их жизни.

Я ищу убежище у себя в спальне, как я поступал всю свою сознательную жизнь. Оставшись наедине со всеми трудностями и ошибками моего прошлого, я задаюсь вопросом: достаточно ли я силен, чтобы уйти от всего этого? Потому что сейчас в моей голове как раз этот вопрос: если бы я ушел, последовал бы Арбус за мной? Что бы случилось, если бы невидимый мальчик исчез? Если бы я оставил этот маленький-маленький созданный мной мир, останется ли он в безопасности?

Я думаю об отце, о его жизни в Калифорнии. Что если бы и я начал там новую жизнь? Хотя отец и не хочет, чтобы я был рядом, я знаю – он бы мне помог.

Это возможно. Вполне возможно. В пустоте возможно. Потому что даже когда я сейчас об этом думаю, я знаю, что у меня нет способа уйти. Я хочу бежать, это правда. Но убежать я хочу не в будущее. Я хочу найти тропу, которая вернет меня к нам с Элизабет, а не уведет от нас. Это эгоистично, я знаю. Возможно, разрушительно эгоистично. Но я не могу быть настолько бескорыстным, чтобы отказаться от всего того, что я нашел в последние несколько недель.

Моя мать осталась. Она здесь со мной сейчас, потому что осталась со мной тогда. Я уверен: она тоже думала о том, чтобы убежать. Однажды она действительно убежала, когда у нее не было никакой цели в жизни. Но она осталась, когда нашла что-то, и этим чем-то был я.

– Что мне делать? – спрашиваю я маму, зная, что ответом мне будет лишь молчание. Хотя я и осознаю, что мама не может ответить, мне все же нравится думать, что она слушает.

Я слышу звук шагов Элизабет в коридоре. Она зовет меня, предупреждая, давая мне шанс остановить ее, если я хочу, чтобы она держалась от меня подальше.

– Я здесь, – откликаюсь я.

Когда мы вдвоем, наше беспокойство так очевидно. Я вижу его на ее лице, и, должно быть, она видит его на моем.

Элизабет не спрашивает меня, все ли у меня в порядке. Она и так знает. Вместо этого она спрашивает:

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Милли случайно не научила тебя поворачивать время вспять, а?

Элизабет качает головой.

– Это она приберегла для себя.

– Плохо, – говорю я, – потому что чего бы я действительно хотел для нас сейчас, это существовать в мире, который был нам знаком пять недель назад. Я хочу, чтобы мы были в нем, чтобы все снова было, как тогда. Ни Арбуса. Ни Милли. Только мы вдвоем. Мы бы встречались и обладали миром, который был бы исключительно нашим.

– Все пары ностальгируют по тем временам, когда их история только началась, – объясняет мне Элизабет, подходя ближе. – В этом нет ничего плохого.

– Но не всем парам предстоит такой день, как тот, что будет у нас завтра.

Элизабет обвивает меня руками. Я концентрируюсь, чтобы она могла меня чувствовать.

– Мы не можем сделать это поодиночке, – шепчет она. – Ты это знаешь, да? Обязательно должны быть двое. Вместе. Другого пути нет.

Это неправда. Существует множество других путей.

Но это и правда тоже, потому что ни один из нас не согласится на другой вариант.

Защита. Для очень многих пар это символический обет. Это форма заботы друг о друге в случае непредвиденных обстоятельств, защитный механизм, позволяющий защититься от неожиданного. Но мы с Элизабет сумели вплести это в ткань наших взаимоотношений. Поэтому я не должен пытаться это разделить – или разделить нас. Я должен нести все это.

Мы возвращаемся в гостиную и обнаруживаем, что Лори лежит на диване, уставившись в потолок.

– Сделал какие-нибудь открытия? – интересуется Элизабет.

– Нет, – отвечает ее брат. – А вот потолок, на мой взгляд, стоило бы еще раз покрыть краской.

Подняв глаза, я замечаю те трещины и щербинки, которые Лори имеет в виду.

– Сейчас это не приоритет, – объясняет ему Элизабет.

– Что ж, тогда просто добавим это к списку дел, которые нам предстоят после того, как со всем покончим, да? – не колеблясь, отвечает Лори.

– По-моему, неплохой план, – соглашаюсь я.

Каждое сражение за то, чтобы выжить, на самом деле является сражением за то, чтобы вернуться к незначительным аспектам обыденного. Я могу представить нас в этой комнате – простыни наброшены на мебель, краска капает с валиков, краска размазана по всем нашим вещам. Мы счастливы в гипотетическом будущем. Постараюсь этого придерживаться.

– Нам уже пора быть дома, – заявляет Лори. – Мама скоро начнет беспокоиться.

– Ты идешь с нами, – сообщает мне Элизабет. – Я не обманывала Милли – мы будем приглядывать за тобой и держать ухо востро насчет Арбуса. Не хочу, чтобы ты был здесь один – вдруг он решит навестить тебя раньше? Мы с Лори попросим разрешения уйти в восемь, и ты пойдешь вместе с нами. А до того будешь свидетелем славного, старомодного семейного ужина.

Такая идея мне нравится.

Должно быть, мама Элизабет и Лори слышит, что мы идем по коридору. Она открывает дверь еще до того, как Элизабет или Лори находят ключ.

– Ты опоздал, – говорит она Лори.

Потом обращается к Элизабет.

– Извините, – говорит она. – Это грубо с моей стороны. – Она протягивает Элизабет руку. – На верное, вы одна из подруг Лори по школе. Я его мама. Может быть, поужинаете вместе с нами?

Я понимаю, что мама не знает о наличии у меня невидимого парня, чей дед – маньяк, использующий черную магию. Я понимаю, что она не знает, что вышеупомянутый сумасшедший злодей – в городе, что он был в нашем доме, и что из-за него закрыли Центральный парк. Но у меня не хватает на это терпения.