Повседневная жизнь в Северной Корее - Барбара Демик

Монгольские пограничники нашли беженцев вечером. Наличие мертвого тела сильно осложнило разбирательство по делу. Пришлось доказывать, что мальчик действительно умер от обезвоживания и здесь нет состава преступления. На протяжении десяти недель, пока шло расследование, Хюка и остальных взрослых членов группы держали в монгольской тюрьме. Начало новой жизни в свободном мире получилось малоприятным.

Хюк прибыл в Южную Корею 14 сентября 2001 года самолетом из Улан-Батора вместе с десятком других беженцев. Он едва не потерял сознание от восторга, когда в аэропорту Инчхон таможенник поставил печать в его временном паспорте, полученном в Монголии, и сказал: «Добро пожаловать в Республику Корея».

Однако, как и многих других беженцев, Хюка вскоре постигло разочарование. Его дело рассматривали особенно придирчиво из-за того, что он побывал в исправительном лагере. Южнокорейское правительство все больше беспокоило наличие криминальных элементов среди беженцев. Потом, когда он думал, что наконец-то получит полную свободу, его на месяц отправили в Ханавон. Терпеть все это парню было очень тяжело.

Характер Хюка мешал ему жить в Южной Корее так же, как и в Северной. Он был вспыльчив. Имел склонность критиковать власти. Не мог подолгу сидеть на одном месте. Телосложение также сослужило ему дурную службу, ведь в южнокорейском обществе большое значение придавалось росту человека, а у Хюка были недоразвитые ноги и непропорционально крупная голова — последствия того, что в детстве он недоедал. При нехватке питательных веществ организм отдает большую часть своих ресурсов голове и торсу в ущерб конечностям. Как показало исследование, проведенное в 2003 году Всемирной продовольственной программой и ЮНИСЕФ, в результате такой задержки роста 42 % северокорейских детей на всю жизнь остаются физически недоразвитыми.

В 2004 году, когда мы впервые встретились с Хюком, он жил в Пуё, городке, расположенном примерно в двух часах езды к югу от Сеула. Поблизости не было никого из беженцев, никого, кто мог бы помочь ему устроиться. Хюк сказал, что его нервы не выдерживают шума и многолюдья большого города. Он оказался на мели, почти сразу же потеряв $20 000, выданных правительством. Он отдал эти деньги человеку, который пообещал ему найти его старшего брата. Мошенник больше года водил Хюка за нос, и в конце концов парень пришел к выводу, что его брат, вероятно, мертв. «При своих 180 см роста Чол не мог выжить», — сказал мне Хюк. Быть низкорослым досадно, зато тебе нужно меньше еды, чем высокому человеку.

Парень сменил много мест работы. Некоторое время он развозил мороженое, но потом обнаружил, что южному корейцу, занимающемуся тем же, платят больше, и, оскорбленный, уволился. Он пошел на курсы автомехаников и в течение нескольких месяцев проходил стажировку, но там тоже ничего не получилось. Потом Хюк решил, что его истинное предназначение в жизни — быть профессиональным боксером, но, когда он пришел в спортзал в Сеуле, ему отказали из-за маленького роста. Это еще сильнее уязвило его самолюбие, и он стал переживать, что никогда в жизни не найдет себе девушку.

Хюк был очень одинок, трудно сходился с новыми людьми. Если южные корейцы проявляли к нему сочувствие, это казалось ему унизительным. Он ненавидел северокорейский режим, но заметил, что начинает его защищать, когда КНДР критикуют южные корейцы. Так ведут себя многие беженцы.

Хюку были неизвестны южнокорейские нормы общения. У северян не принято заговаривать с незнакомыми людьми, а на тех, кто это делает, смотрят с подозрением. Всякий раз, выходя из своей квартиры, парень смущался, когда соседи его приветствовали. Он отводил глаза или хмурился. «Я просто не знал, что, когда к тебе обращаются, нужно отвечать. Я не понимал, что именно так завязываются дружеские отношения с окружающими и что, возможно, эти люди могли бы мне помочь». Впоследствии Хюк смеялся над теми промахами, которые совершал в первые годы пребывания в Южной Корее.

Когда я вновь встретилась с ним в 2008-м, он уже переехал в Сеул и поступил в колледж, чтобы получить диплом по истории и предпринимательству. На тот момент ему исполнилось 26. Он жаловался на отсутствие девушки, зато у него было много друзей, в том числе двоюродный брат из Мусана, который перебрался в Южную Корею совсем недавно. Помогая приспособиться к новой жизни тому, кто знал о ней еще меньше, чем он сам, парень ощущал уверенность в себе. За несколько дней до нашей встречи он познакомился с владельцем частной школы, в которой обучают английскому языку. Они разговорились прямо на улице. На этот раз Хюк не отшатнулся от незнакомого человека, а рассказал ему, что он беженец из Северной Кореи, и тот пригласил его бесплатно заниматься в школе. Жизнь Хюка пошла на лад.

Чон Сан с романом Дж. Оруэлла «1984». Мёндон, центральная торговая улица Сеула, 2007 год

«Дурная кровь», ограничивавшая перспективы Ми Ран в КНДР, стала для нее большим преимуществом после пересечения границы. Южнокорейские родственные связи оказались очень ценными. В отличие от других беженцев, которым приходилось самостоятельно начинать новую жизнь в незнакомом мире, у Ми Ран была родня, готовая принять ее.

Несмотря на модернизированный быт, жизнь в Южной Корее по-прежнему во многом определяется конфуцианскими традициями. Отец Ми Ран как единственный сын своих родителей считался продолжателем рода, а после смерти эта роль перешла к его детям.

В 1998 году, когда Ми Ран и ее родные пересекли Туманган, они первым делом позвонили из Китая в муниципалитет города Сосана (провинция Южный Чхунчхон), где родился Тхэ У. Многие жители этого населенного пункта давно переехали в более крупные города, а большая часть его территории оказалась под водой при постройке водохранилища. Но для корейца дом — это место рождения отца вне зависимости от того, живет ли там до сих пор кто-нибудь из родных. В муниципалитете знали адреса двух младших сестер Тхэ У, проживающих неподалеку от Сеула, и предложили передать им сообщение. Решили, что текст письма должен составить 23-летний брат Ми Ран, который был хоть и младшим в семье, зато единственным мужчиной. Он сочинил послание в официальном тоне: «Я обращаюсь к вам как единственный сын вашего брата, чтобы сообщить о том, что он скончался в прошлом году в округе Кенсон провинции Северный Хамгён».

К письму прилагался адрес и телефон дома в Яньцзи, маленьком приграничном городе, где временно остановилась семья Ми Ран.

Через несколько недель позвонила одна из сестер отца. Она отнеслась к посланию с недоверием, ведь Корейская война закончилась почти полвека назад, и за все это время не было ни одного телефонного звонка, ни одного письма или хотя бы слухов о том, что Тхэ У выжил. В 1961 году, через восемь лет после окончания войны, Министерство обороны Республики Корея признало его погибшим в военных действиях 1953-го. Семья считала, что он умер бездетным в возрасте 21 года. Его имя наряду с именами убитых солдат было высечено на мемориальной плите на Национальном кладбище. Откуда теткам было знать, что новоявленные родственники не лгут, не пытаются вытянуть из них деньги? Когда они позвонили, трубку взяла сестра Ми Ран. Девушка рассказала то немногое, что знала: кое-какие факты из фамильной хроники, дни рождения и прозвища членов семьи. Южнокорейские тетки предложили сделать тест ДНК. Ми Ран, ее сестра и брат согласились.