Видок. Чужая боль - Григорий Шаргородский

Похоже, девушка с этим была не согласна. Во сне она привиделась мне не такой, как в реальности, а почему-то в образе подростка двадцать первого века. Кричащий макияж и порванные на коленках джинсы. Обстановка тоже озадачивала – мы находились по разные стороны стекла в допросной комнате, какой ее показывают в полицейских сериалах.

Девушка, словно птица, билась в это окно и пыталась докричаться до меня. Я не слышал ни звука, но мог видеть на ее лице весь спектр эмоций. Там не было страдания и тоски, а только обида, разочарование и чуточку злости. Она словно пыталась объяснить мне, что я в чем-то не прав.

Внезапно лицо девушки исказилось, но теперь уже не от эмоций – на него легла печать смерти. Даже проступили трупные пятна. Вот от этого кошмара я и проснулся.

Похоже, что кричал во сне, потому что в комнатку с топчаном заскочил городовой.

– Ваше благородие?

– Все в порядке, – отмахнулся я от полицейского и, сев на топчане, призадумался.

Не думаю, что сон имеет мистическую природу, тут больше нужно грешить на подсознание. Ну вот не клеились в моих выкладках все известные факты. Не похож Горазд Борзов на того, кто так картинно расчленил девушку. В моем понимании это сделал некто сродни Ганнибалу Лектеру в том образе, в котором его представил Томас Харрис. А на крыльце классического русского терема мы встретили именно оборотня, со всей присущей ему звериной простотой и угловатостью. И еще во время транса я видел, как маньяк подчинил себе Таню. А Борзов даже не пытался влиять на нас ментально – сразу перешел к физическому воздействию. Я уже не говорю об изначальных нестыковках. Надо будет узнать, как вообще родители жертвы умудрились проспать такое событие.

Не знаю, общалась со мной во сне душа девушки или же просто мое подсознание, но заряд решительности вышел мощнейшим. Мой обычный утренний ритуал в таких условиях был невозможен, так что я ограничился только подзаводкой часов. Заодно узнал, что на дворе почти полдень.

Кабинет следователя сейчас напоминал школьный класс, где шел диктант по русскому языку. Все, включая Тарасова, строчили отчеты и, похоже, занимались этим еще с ночи.

– Анастас Денисович, – позвал я следователя, когда убедился, что никто не обратил на мое появление ни малейшего внимания, – можно вас на минуточку?

Следователь поднял на меня усталые глаза, но посылать подальше не стал.

– Если недолго, Игнат Дормидонтович. Да, – оживился он, – позвольте вас поздравить с успешной охотой. Утерли вы нам нос.

– Да бросьте, – искренне отмахнулся я, – чистое везение новичка, и ничего больше. Тем более что у меня есть кое-какие сомнения в том, что мы упокоили настоящего убийцу.

Подобное заявление, хоть и произнесенное негромко, прозвучало как выстрел. Помощник следователя и два вольнонаемных дознавателя даже писать перестали.

– Идемте в коридор, – едва ли не силой выпихнул меня из кабинета Тарасов. – Вы бы поосторожней с такими заявлениями.

– Хотите сказать, что это бред? – тут же взвился я.

– Я хочу сказать, – с нажимом произнес следователь, – что убийца наконец-то пойман. И господин полицмейстер уже докладывает о сем генерал-губернатору. Так что паники в городе не будет.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Ответил и большего не скажу.

– А если завтра найдут еще одну растерзанную девочку? – начал злиться я, хоть и понимал моральную дилемму Тарасова.

– Это будет уже другой убийца, и полиция, получившая в прежней победе бесценный опыт, с пущим усердием возьмется за новое дело.

Я его понимал, но злость с оттенком презрения так и лезла из меня – сказывалась эмоциональность молодого тела.

– Всего один вопрос, Анастас Денисович.

– Слушаю, – устало вздохнул Тарасов.

– Как так случилось, что родители не услышали криков своей дочери?

– Они спали, как и вся прислуга.

Я выразительно посмотрел на следователя, но этого стреляного воробья так не проймешь:

– Для меня это дело закончено.

– А для меня нет.

– Воля ваша.

Я резко развернулся, чтобы уйти, но был остановлен тихим голосом следователя:

– Поговорите с доктором Чернышевым.

Точкой в нашей беседе стал стук закрывающейся двери.

Ну что же – к доктору так к доктору.

Поймав ближайшего унтера, я с его помощью нашел Андрея, у которого все еще был приказ опекать мою персону. Вместе мы отправились в гостиницу, где я умылся и привел себя в порядок. Свою боевую и немного потрепанную одежку менять на мундир не стал, как и оставил при себе оба револьвера. Теперь все служители бегали вокруг меня как возле ханского коня. Особенно старался словно помолодевший Захар. Даже обед был не таким пресным, как обычно.

Уже на выходе меня поймал Евсей, который в отличие от меня отсыпался в гостинице.

– Я с вами, вашбродь.

Казак выглядел уже не таким болезным, но до прежнего цветущего вида ему было далеко.

– Лучше бы отоспался.

– В раю отоспимся, – философски заявил Евсей и направился к стоявшим у входа саням. Он, как и я, оделся по-походному. Разорванный в нескольких местах полушубок был зашит и кое-где обзавелся аккуратными заплатками.

– Ваше благородие, – послышался за спиной голос Захара, – может, и мне с вами?

– Ну уж нет. Отсыпайся и зализывай раны, старый волкодав, – фамильярно хлопнул я по плечу ветерана и угадал. Захар расплылся в довольной улыбке и, кажется, даже прослезился. – Спасибо тебе за все.

Пожав старику руку, я аккуратно сунул ему в карман свернутые в трубочку двадцатьпятку и пятерку, изъятые из бумажника оборотня.

Когда мы уже разогнались по заснеженной улице, я спросил у городового:

– Андрей, ты знаешь, где можно найти доктора Чернышева?

– Конечно, ваше благородие. Они в городской больнице должны быть.

– А где можно купить патроны с серебряными пулями?

От удивления городовой чуть не упал с саней. Похоже, у них здесь не все так просто, как в том же Топинске. Или это у меня сложилось превратное понимание местных традиций из-за простоты общения с Корнеем Васильевичем?

– Я знаю, где можно достать годный припас, – толкнул меня под локоть Евсей и добавил громче для Андрея: – Гони к Ерохинским баням.

– Будет сделано, – с явным облегчением ответил городовой.

К вышеупомянутым баням мы добрались минут за сорок пять. Одноэтажное здание разлеглось, как черепаха, между каким-то лабазом и большим складом. Через парадный вход мы не пошли, а, обогнув пристройку, нырнули в полуподвал. Внутри оказалось нечто похожее на захламленную лавку старьевщика.