Зеркало грез - Надежда Черкасова

Она совсем отупела от боли и мечтала только об одном – чтобы все поскорее закончилось. Да стоила ли эта проклятущая неустроенная жизнь того, чтобы защищать ее с таким неистовством?!

Перескакивая через ступени, падая и спотыкаясь, Федя выбрался наружу и потащил Соню к вырытой могиле. Добрался до конца сада, швырнул Соню себе под ноги, возвышаясь над ней победителем.

– Вот и пришел тебе конец, ведьма! Как же долго я ждал этой минуты!

– Тебя все равно будут судить, – простонала Соня, задыхаясь от боли.

– А меня судить не за что. Отца убила ты. Пацанов в моей комнате спалила тоже ты. Хорошо, что снова вернулась. Без тебя у меня так бы хорошо не получилось избавиться от наследничков.

– Тебе никто не поверит.

– Ты так наследила, когда в дом пробиралась, что поверят, никуда не денутся. Теперь твой судья я. Так что пощады от меня не жди.

За домом на улице послышался вой сирены приближающейся пожарной машины. Крыша дома уже полыхала, охваченная огнем.

– Сама свалишься или помочь?

Федя схватил лопату и замахнулся на Соню, целясь ей в голову.

– А как же ведьмина коса? – отшатнулась Соня, и руки с лопатой замерли в воздухе. – Она у меня заговоренная.

Мгновение на размышление – и лопата со скрежетом вонзилась в землю.

– Хорошо, что напомнила, – пасынок усмехнулся. – Значит, сначала мы избавимся от твоей косы. Надо же мне хоть что-то оставить на память о тебе.

– А что ты оставил на память от своей первой жертвы? – Соня изо всех сил тянула время. – Ведь ею стала твоя матушка, не так ли? Она тоже была ведьмой?

– Все вы ведьмы… Только первой была не она. От колдуньи я оставил себе вот это, – и убийца вытащил из нагрудного кармана безрукавки нечто блестящее.

Это была бриллиантовая брошь, переливающаяся в его руке, словно упавшая с неба звезда.

– Хороша память, а? Это мой талисман, моя первая победа. И он всегда со мной.

Полюбовавшись трофеем, Федя убрал брошь в карман.

– А твоя коса будет напоминать о самом главном успехе над колдовством. Из-за нее все беды. Ножниц нет, придется рубить лопатой. Если не будешь дергаться, голова останется цела. Она тебе уже не понадобится, как и коса, но труп с головой смотрится лучше. Или не согласна?

– Какой же ты примитив! – Соня привстала, облокотившись на здоровую руку. – Кроме лопаты, ничего в голову не приходит? А как же твой хваленый гипноз, которым ты так гордишься?

– Я понял: ты тянешь время. Надеешься, что кто-нибудь придет и спасет тебя? Зря! Никто не придет и не спасет. Никто ведь не знает, что ты вернулась. А если бы и знал, то наверняка решил, что ты погибла при пожаре. Вместе с пацанами, которых собиралась похитить. Так что помощи тебе ждать неоткуда. Значит, гипноз, говоришь?

Он вытащил лопату, воткнул ее в землю у себя за спиной, чтобы не мешала, и снова повернулся к Соне.

– Можно и гипноз. Последнее желание умирающего – закон.

Федя сделал шаг к Соне, распростер над ее головой руки, растопыривая пальцы веером, и вперил в нее пристальный взгляд вмиг остекленевших глаз. Соня потупила глаза, сжала плечи и покорно опустила голову. Пусть тешится, только бы немного приостановить быстротечное время, которое и само несется сломя голову, и ее торопит предпринять хоть что-нибудь ради своего спасения.

Соня как бы невзначай выдвинула локтем из-под бока камень, на который упала при падении и больно ударилась. Теперь нужно прилечь и попытаться захватить его здоровой рукой. Она словно в изнеможении опустилась на землю и накрыла ладонью холодную гладь камня. Осталось только ухватить его как следует, чтобы он не выпал случайно из руки, и изо всей силы ударить противника по ноге ниже колена, где кость не защищена мышцами.

Сжимая ладонью камень, Соня вдруг почувствовала головокружение и слабость, явственно ощущая идущую от пальцев убийцы невидимую силу, вдавливающую ее в холодную сырую землю. Тело похолодело, словно обдуваемое студеным ветром, даже сердце замедлило биение, останавливая чувства и мысли.

«Что я наделала?!» – с ужасом подумала Соня, увязая в умиротворяющем небытии, где не нужно никого спасать, ни с кем бороться. Закрывая глаза, она медленно погружалась в дрему, и пасынок больше не казался ей ни монстром, ни убийцей, а только дальним родственником, пытающимся устроить судьбу бедных сирот, которые остались на его попечении. Все хорошо, все просто замечательно.

Она переживала странное раздвоение личности. Соне казалось, будто она становится невесомой и прозрачной, воспаряет к небу, но не улетает, как воздушный шарик, гонимый ветром, а, колыхаясь, зависает над садом, наблюдая с высоты за своим телом, оставшимся лежать на земле. Над ним в странной позе замер углубившийся в гипноз пасынок, озаряемый полыханием пожара. Соне комфортно и безмятежно под этой защитой. И ни о чем не надо волноваться, можно спокойно плыть по течению реки жизни, которая скоро оборвется, и тогда Соня окажется в райском месте, где будет свободна и счастлива.

Федя наклонился и расположил поперек тела Сони длинную косу. «Вот чудак. И зачем это ему нужно?» – медленно плыли над землей мысли Сони.

Между тем убийца, не спуская глаз с вожделенной косы, потянулся к лопате… и вдруг вскрикнул от невыносимой боли, прижимая к груди раздробленную окровавленную руку. Он резко обернулся и замер в оцепенении. Перед ним на ручке лопаты сидел огромный ворон. На фоне полыхающей крыши он казался зловещим черным призраком.

– Крах! – гаркнул ворон в лицо убийце и, взмахнув мощными крыльями, бросился на него, вцепился в голову крепкими когтями.

– А-а-а! Помогите! Помогите… – захлебнулся в крике Федя, пытаясь сбросить с себя птицу, рвущую его острыми когтями и раздирающую голову мощным клювом.

Пробежав несколько шагов к дому, он рухнул наземь, содрогаясь в предсмертных судорогах.

Ворон прекратил терзать свою жертву и подлетел к Соне, держа в клюве бриллиантовую брошь. Потоптался возле нее, заглядывая в белое как мел лицо, затем открыл рот и закричал ей в ухо что есть мочи:

– Пожар! Соня! Пожар! Пожар!

Наблюдающая сверху прозрачная Соня затрепетала, словно от сильного порыва ветра, и плавно спустилась к своему покинутому телу, объяв его и растворившись в нем без остатка. Соня глубоко вздохнула и очнулась.

– Карлушенька, миленький, – прошептала она, – это снова ты. Я так рада.

– Красота, красота, – четко выговаривая слова, произнес ворон, осторожно поднял с земли мощным окровавленным клювом бриллиантовую брошь и вложил ее в ладонь еле живой Сони. – Соня, красота, – повторил он.

Затем, сделав несколько прыжков и взмахов огромными крыльями, взмыл в ночное небо, освещаемый заревом пожарища, и закружил над садом. Неожиданно кувыркнулся несколько раз в воздухе и полетел кверху лапами, не теряя скорости и высоты, снова перевернулся, паря над Соней замысловатыми кругами и словно передавая послание.