Я, Мона Лиза - Джинн Калогридис

Я пробубнила всего несколько минут, когда меня прервал звук, донесшийся из окна: низкий меланхоличный звон колокола, который в народе называли «коровьим», потому что он очень был похож на мычание стада.

Именно этот колокол собирал всех жителей Флоренции на площадь Синьории.

Я выронила книгу, подбежала к окну и распахнула ставни. Еще не окончательно стемнело, и я уставилась вдаль, стараясь разглядеть площадь Синьории. Колокол зазвучал чаще. На моих глазах слуги высыпали из всех домов на улице, чтобы узнать, в чем дело, а прохожие останавливались и оборачивались к площади. Небольшой отряд вооруженных людей поспешно покинул наш дом через главные и боковые двери, закрываясь щитами и сжимая в руках обнаженные мечи.

Я судорожно пыталась найти всему объяснение. Очевидно, горожан созывали на площадь. Я надеялась, это делается не для того, чтобы отметить падение Пьеро. Вполне возможно, горожан призывали отпраздновать его триумф.

Я высунулась из окна и, как все мои соседи, ждала какого-нибудь знака. Прошло много томительных минут, прежде чем мы услышали, как с востока и юга на нас катится тихий далекий рокот. И тут порыв ветра принес с собой один-единственный клич — ясный и четкий.

«Popolo е liberta! Popolo е liberta!»

Я сразу вспомнила о мессере Якопо, который выехал верхом на главную площадь в тщетной попытке поднять людей под своими знаменами. Только сейчас на той же самой площади был мой муж с братом — и их попытки были столь же тщетны.

Я вспомнила, как из могилы выкопали раздувшийся труп мессера Якопо и протащили по улицам города.

Под моим окном началась суматоха: слуги поспешно возвращались во дворцы, захлопывая за собой двери, а пешеходы начали разбегаться — кто бежал на шум, а кто от него.

Я оторвалась от окна и быстро надела накидку. Других вещей я сюда не привезла, поэтому больше брать мне было нечего, но, дойдя до двери, я остановилась. Вернувшись к столу, открыла ящик, нашла письмо Леонардо и бросила его в огонь.

«Пойдешь к Джованни», — перед уходом велел мне муж.

Я бросилась в соседнюю комнату и обнаружила, что стражников и след простыл. Тогда я метнулась в коридор и увидела, что навстречу мне бежит Микеланджело. Позабыв о своей застенчивости, на этот раз он прямо смотрел мне в глаза. Мы остановились, едва не столкнувшись; он, как и я, запыхался.

— Где Джулиано? Он уже вернулся? — выпалила я.

Микеланджело заговорил одновременно со мной.

— Мадонна, вам нужно бежать! Ступайте скорее к Джованни!

— Джулиано…

— Я не видел его. Думаю, он не вернулся. Но я знаю, он хотел, чтобы вы присоединились к его брату.

Схватив меня за локоть, он повел меня вниз по лестнице, через двор, потом вверх по другой лестнице. Он тащил меня быстрее, чем я успевала бежать; дважды я наступала на собственные юбки.

Когда мы дошли до места, Микеланджело распахнул двери. Джованни неторопливо и спокойно отдавал распоряжения двум слугам, куда нести упакованные сундуки. Только когда он поднял на нас глаза, я увидела, что он нервничает, но голос его звучал ровно.

— В чем дело? — раздраженно, почти враждебно, спросил он. Видимо, ему не понравилось, что его перебили.

— Вы должны позаботиться о мадонне Лизе, — отрывисто ответил Микеланджело с явной неприязнью. — Вы обещали брату. С вами ей будет безопаснее, чем со мной.

— Ах да. — Щелкнув пальцами, Джованни отпустил слуг, побагровевших от тяжелой ноши. — Разумеется.

Микеланджело повернулся ко мне.

— Молю Бога, чтобы мы встретились вновь, при лучших обстоятельствах. — Сказав это, он поспешно ушел.

Джованни выглядел безукоризненно в алой сутане и красной бархатной шапочке, он был тщательно выбрит и ухожен, словно готовился к встрече с высокородным гостем. Со мной он притворяться не стал — был слишком расстроен, а может быть, и напуган. Кардинал зло уставился на меня — я была помехой, ошибкой.

— Ступайте складывать вещи, — сказал он. — Я пошлю Лауру помочь вам.

Я ни на секунду не поверила ему. Просто показала на свое одеяние.

— Других вещей у меня нет. Это все, что я привезла с собой.

Что было правдой, если не считать то невзрачное коричневое платье, которое я носила по настоянию отца и от которого теперь с радостью избавилась.

— Тогда идите к себе. — Кардинал смерил меня внимательным взглядом, после чего добавил: — Послушайте, это всего лишь попытка нескольких приоров разжечь бунт. Если нам повезет, мои братья, — он запнулся, прежде чем произнести последние два слова; я знаю, у него чуть не вырвалось: «Джулиано», — сумеют всех успокоить. А я пока поеду помочь им. — Он тяжело вздохнул, словно смиряясь с необходимостью проявить милосердие. — Не волнуйтесь, я не оставлю вас здесь одну.

— Благодарю, — пробормотала я.

— Ступайте. Я велю Лауре посидеть с вами.

Я пересекла дворец и вернулась в спальню Лоренцо. Не в силах удержаться, я долго выглядывала из открытого окна, выхолодив всю комнату, несмотря на жарко растопленный камин. На улице сгустилась тьма, вдалеке замигали факелы. Они двигались с запада. От Сан-Марко по направлению к виа Ларга. Те, кто держал их над головой, вновь и вновь выкрикивали:

— Palle! Palle! Palle!

Я разглядывала неясные фигуры, выплывавшие из темноты. Большинство передвигались верхом, и только немногие шли пешком; это была знать со своими слугами, друзьями и родственниками из домов на виа Ларга, окружавших дворец Медичи. Факелы в их руках бросали отблески на чудесные мечи, золотые цепи и драгоценные камни. Подошедшие заняли свои места рядом с людьми, охранявшими вход во дворец Медичи.

— Palle! Palle!

А с противоположной стороны, от площади Синьории, слышался другой крик: «Popolo е liberta!» Постепенно он становился все громче: к дворцу приближались темные фигуры, почти неразличимые в свете пылающих тряпок, намотанных на длинные палки или метлы.

— Abbasso le palle! Смерть Медичи!

Улица ощерилась зубастыми вилами, наконечниками искривленных копий, заостренными деревянными дубинками.

Прежде чем эти две силы сошлись, ряды сторонников Медичи пополнились новым отрядом. Я из своего окна не могла разглядеть лица — мне не было видно лица даже того всадника, который высоко держал фонарь. Но я узнала его алое одеяние, широкие плечи, внушительную осанку: это медленно выехал Джованни в окружении вооруженных людей.

— Palle! — выкрикнул он своим звучным голосом. — Добрые жители Флоренции, послушайте меня!

Но добрые жители Флоренции слушать не стали. Из толпы полетел камень и ударил в плечо черного скакуна, на котором восседал Джованни. Конь вздыбился, но Джованни удалось его успокоить. Кардинал принял решение: вместо того чтобы вступить в открытый бой с врагами, он со своим отрядом предпочел поскакать на север, выбрав узкую улочку.