Муза художника - Паула Вин Смит

— Посылку послали обычной почтой, а не с дипломатическим курьером.

— Так вы все-таки помните.

Михай пожал плечами.

— Я думаю, с посылкой было письмо, или же оно тем же маршрутом пришло незадолго до или вскоре после дневника, — сказала Фрейя. — Я почти уверена, что письмо вы изъяли, хотя посылку Алстеды все-таки получили. И дневник, и письмо с объяснениями почти наверняка послала Грейс ван Дорен, последняя известная владелица дневника, о которой упоминается на его завершающей странице.

— Даже не знаю, как вам на это ответить. Нет никаких доказательств того, что письмо взял я.

— Разве от вас не требовали производить досмотр всего, что приходило Алстедам по государственной почте? И тщательно изучать все, представляющее какой-либо интерес? Ну, скажем, написанное женской рукой и адресованное послу личное письмо с американской маркой? Оно вполне могло содержать компрометирующую дипломата информацию, какую-нибудь тайну, делающую его уязвимым для использования румынским правительством в своих целях. Я думаю, у вас был приказ внимательно присматриваться к подобным вещам.

— Если Алстеды сказали вам, что в той посылке был только дневник и никакого письма, не легче ли поверить им, чем придумывать обвинения? Я запомнил посылку, прибывшую государственной почтой, так как это было необычно. Почти все приходило к ним с курьером.

— А вы когда-нибудь возобновляли контакт с Алстедами после того, как уехали из Румынии? — спросила Фрейя, хотя ответ на этот вопрос ей был уже известен от Софии.

— Я уже говорил вам. Алстед меня предал. Он попросту испугался. Был ли я в глазах посла провокатором, подосланным ему навредить, или же диссидентом, он посчитал, что помогать мне слишком для него опасно. Так или иначе, — устало ответил Михай. — Мы больше никогда не общались. Когда я прочитал в газетах о его смерти, то с удивлением поймал себя на том, что огорчен.

Однако, словно вспомнив о чем-то, он тут же продолжил:

— Но вы подняли интересный вопрос. Вы утверждаете, что виной всему некое третье лицо, которое действовало против нас обоих. Откуда вам об этом известно? Вы уверены?

Фрейя встала. Им было пора уходить. Она бы предпочла, чтобы Питер не присутствовал на этой встрече. Ей не хотелось сейчас возвращаться в гостиницу в его обществе. В то же время девушка испытывала облегчение, ведь благодаря тому, что она рискнула прийти сюда и задать свои вопросы, никакие факты, подтверждающие ее догадки относительно Северины Риис, не всплыли.

— Я не могу доказать, что это письмо было или что вы им завладели, — сказала она. — Но точно знаю: если я все-таки права, то вы обокрали человека, который прилагал огромные усилия, чтобы вам помочь. Мистер Алстед никогда бы не стал притворно помогать вам, дабы потом просто развернуться и оставить вас в опасности.

— Но вы не правы. Он сделал именно это: оставил меня в опасности.

— Нет. Кое-кто другой вмешался как раз в тот момент и не дал ему вам помочь. Этот человек сообщил куда следует, что, пользуясь своим дипломатическим статусом, посол оказывает помощь и поддержку врагам румынского государства. Мистеру Алстеду было приказано немедленно покинуть страну.

— В таком случае должны быть какие-то доказательства. Вы знаете, кто это был?

Фрейя бросила взгляд на бледное лицо Михая Олтяну и его широко распахнутые в ожидании глаза и поняла, что момент истины наступил. Прошла, как ей показалось, целая вечность, прежде чем она с трудом смогла произнести имя:

— Логан Мур.

Изначально, когда Фрейя планировала обменять эти два слова на информацию о дневнике, ей казалось, что, очистив имя Йона Алстеда, она испытает чувство глубокого удовлетворения. Однако на нее тяжким грузом навалилось страдание из-за причастности ко всему этому отца. Остаться и принять ответ Михая оказалось выше ее сил. Она была эмоционально не готова услышать то, что он мог сейчас сказать о Логане. Фрейя повернулась, чтобы уйти, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Она едва могла вынести звук тяжелых шагов Питера, следовавшего за ней по пятам вверх по лестнице на первый этаж и на улицу.

Они возвращались в гостиницу пешком, и Фрейя вдруг поняла, что шагает вдоль забора, отделяющего дорогу от Королевского ботанического сада. Питер, старающийся не отставать, громко рассуждал у нее за спиной:

— Ну хорошо, выяснить, что двадцать лет назад Холден носил какое-то другое имя, было с твоей стороны довольно умно. Но как же материалы, которые мы собирались у него получить? Ни письма, ни фотографий, ничего. Ты была так уверена, и я стал на это рассчитывать. Раньше ты никогда не ошибалась. Ты знала об этом? О том, что никогда не ошибалась?

— Я по-прежнему считаю, что права.

Держась впереди Питера, Фрейя не сбавила скорость, даже когда увидела, что спешить не имеет смысла: у меняющего цвет светофора на углу им обоим придется остановиться. Она поискала глазами кнопку переключения для пешеходов, но, похоже, те были больше распространены в Лондоне, нежели в Копенгагене.

Конечно, Питер не мог понять, каким испытанием стало для нее противостояние с Михаем Олтяну. Фрейя даже не была уверена в том, что этот человек действительно Михай Олтяну, пока он не ответил на ее румынское приветствие. Да, она установила, что ее подсчеты были верны и Михай мог прочитать дневник в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, но ведь томик задолго до этого мог попасть в руки к какому-нибудь другому «Холдену», получившему его от Грейс ван Дорен. Попытка выудить полезную информацию из Михая Олтяну провалилась. Для сохранения спокойствия Софии Алстед и стоимости ее коллекции это, наверное, хорошо. И по крайней мере одна важная цель достигнута: имя мистера Алстеда очищено от обвинений в предательстве, которого он не совершал. Хотя вряд ли это могло утешить Питера или помочь разобраться с неоднозначными местами в дневнике.

— Да уж, мы в незавидном положении, если он не даст нам хоть что-то, — продолжал Питер, пользуясь возможностью отдышаться, пока они стояли на светофоре. — Этой его работе уже больше пятнадцати лет. Я говорил тебе, что там особо нечего использовать. И Холден вообще утратил авторитет в искусствознании. Поэтому если ты действительно разоблачила его, сейчас это уже не так важно, как могло бы быть несколько лет назад.

— Все еще считаешь, что твоя работа превратит его труд в устарелый хлам?

Фрейя повернула голову и выжидательно смотрела на Питера. Тот неуверенно пожал плечами, страдальческая гримаса исказила его лицо.

— Это катастрофа! — объявил он. — Конференция на следующей неделе. Я так рассчитывал на Холдена. Спасибо, что без устали твердила о всей той бесценной помощи, которую он может оказать.

После всего, через что ей пришлось недавно пройти, для Фрейи это было уже слишком.

— Слушай, Питер, я же только сейчас заметила: телефончик-то твой весь день молчит. Ты что, отключил его?

— Нет. И тебя не касается, что я делаю со своим личным телефоном.