Фрейлина специального назначения - Молка Лазарева

— А второй сосед? — Я не выдержала и перебила рассказ. — Где был он, когда это все происходило?

— Клив сидел на кровати и наблюдал, как я умираю. Даже хохотал. — Магистр наполнил опустевший бокал вином, а затем, отставив пустую тару на пол, встал с постели и дошел до угла комнаты. Там достал из стеллажа следующую бутылку и, вернувшись на кровать, продолжил свою историю.

— Иногда мне кажется, что в тот день я все же умер. Проснулся в местном морге. Ты, наверное, удивишься, но в Академии такой есть.

Я слушала, затаив дыхание. История тянула на голливудский блокбастер Спилберга.

— А дальше?

— А дальше все обыденно. Ни Усуариса, ни Клива не нашли, исчезли, будто никогда не существовали. Меня взял под крыло старый учитель зельеварения Корвелиан. Мой природный талант оказался уникальным и не имеющим аналогов. Через десять лет обучения я получил степень магистра, но уже по ядоведению, а на вручении диплома кто-то из присутствующих вспомнил про первый неудачный опыт, вот тогда-то и прозвали меня Магистром Страстей.

Я переваривала полученную информацию. Когда я впервые услышала от Трои это прозвище, почему-то подумала, что Глеб эдакий садомазохист и вообще сексуальный извращенец, если носит такую кличку. Реальность оказалась одновременно намного банальней и в то же время — шокирующе неожиданной.

— Ты поэтому всех новых знакомых пытаешься чем-то накормить? — дошли, наконец, до меня мотивы Глеба и его странных угощений конфетами с синильной кислотой и десертом с цианидом.

— В точку, Элька! Проверка на вшивость, — подтвердил догадку магистр, выпив при этом залпом очередной бокал. — Тебе налить еще?

Я молча протянула свой опустевший фужер. Мысли до сих пор путались. Какие разные скелеты могут быть скрыты у людей в шкафах! Внешне непобедимая и суровая Троя — которую изнасиловали на балу. Глеб — сирота, которого предали те, кто заменил семью. Эридан — могущественный герцог, богатый и, казалось бы, непробиваемый, но с душевной раной внутри, ноющей уже долгие годы. Что по сравнению с их историями моя маленькая двадцатипятилетняя жизнь с ничем не примечательной биографией, где единственное яркое событие — обучение в этой невозможно-сумасшедшей Академии.

Следующие бокалы мы выпили молча, закусывая конфетами. Вот же придурочный день. В бункере страдает королева, скучают в комнатах курсанты, а я пью вино, сидя на кровати со своим преподавателем, и смотрю в окошко на луну…

Луна большая, явно полнолуние. Серебрятся на ее фоне небольшие тучи, мимо пролетает кажущийся крошечным дракон…

— Глеб! — завопила я. — Здесь окно!

— Ну и что теперь, орать-то зачем, — спокойно ответил мужчина. — Оно здесь уже лет триста.

— Но ведь в Академии нет окон? — спросила я и сама засомневалась, ведь вот же оно, прямо надо мной, вмуровано в потолок.

— Единственное на всей территории. Здесь я слежу за лунными фазами — необходимое условие для многих зелий и противоядий. А еще вдохновляюсь, приятно быть единственным во всей Академии обладателем такой ценности…

Я отпила вино и поставила бокал на небольшую полочку в деревянном изголовье кровати, откинулась на спину и, заложив руки за голову, принялась разглядывать луну.

— За время обучения здесь я стала забывать, как она выглядит, — призналась я Глебу. — Это довольно странно — осознавать, что именно такие простые вещи порой могут доставлять столько радости.

Я смотрела на плывущую в небе луну и просто физически ощущала, как ее серебристый свет падает сквозь небольшое окно на мою кожу. Вынув руки из-под головы, протянула их навстречу этим странным, притягательным лунным лучам, словно пыталась поймать каждый в ладонь.

— Ты неправильно делаешь, — вмешался Глеб. Сейчас я поняла, что он точно так же, как и я, лежит на кровати, откинувшись назад, только со своей, левой стороны. — Луну нельзя поймать, ею можно лишь напитаться.

Он протянул руки вверх, будто купался в бликах ночного светила. Это было очень странно — лежать вот так, вдвоем, на одной огромной кровати, не в обнимку, не в объятиях, соприкасаясь лишь кончиками волос, тянуть руки вверх, навстречу луне и пытаться погрузиться в ее холодные лучи.

В какой-то момент наши ладони нашли друг друга. Буквально на мгновение я испугалась этого касания, но Глеб уже поймал мои пальцы и словно пианист, показывающий нерадивому ученику, как играть волнительный этюд, стал водить моей ладонью над клавиатурой невидимого лунного рояля. Его движения были плавными, будто гладит дикого зверя, не поддающегося приручению, которого боится спугнуть. Я фактически слышала звуки странной мелодии, а может быть, то был всего лишь шум в ушах после четырех бокалов вина.

Музыка мне нравилась, наши руки сплетались, играли, дразнили друг друга. Легкие касания будоражили и казались чем-то удивительным, противоречивым, запретным. В какой-то момент я осознала, что невинная партитура под луной зашла дальше, чем положено ученице и преподавателю, и намного дальше, чем музе и поэту. Мы уже смотрели друг другу в глаза, пальцы порхали легкими касаниями по щекам. Каждый уговаривал сам себя не делать того, что вот-вот может произойти, но почему-то вслух, словно желая быть переубежденным.

— Возможно, так в нас говорит алкоголь, — шептала я.

— А если он нам подсказывает? — отвечал Глеб и тут же, сомневаясь в правильности своих слов, осекался. — Эль, у меня ведь есть правила, я не могу иметь отношений с курсантками.

— Может быть, я уже и не курсантка. Есть огромная вероятность, что в этот момент приказ о моем отчислении уже подписан.

— Я не позволю никому тебя отчислить! — Его рука скользнула по моей щеке. — Кто тогда будет моей музой?

Я горько усмехнулась.

— Ты меня уволил. Я уже не твоя муза.

— Выходит, нам все можно?

— Выходит, можно.

Тянулись друг к другу мы одновременно, легкое соприкосновение губ, чтобы понять, что в такой позе целоваться неудобно. Глеб взял инициативу в свои руки, через мгновение его нежные поцелуи уже покрывали мое лицо, осторожно, боясь спугнуть.

— Глеб, я не хрустальная ваза, — шепнула ему на ухо. — Не стоит надо мною трястись, не разобьюсь.

Взгляд мужчины на мгновение стал удивленным, не ожидал он от меня такой реакции.

— Видимо, вопреки первому впечатлению, Элька, ты все же не монашка.

— А ею я никогда и не была, — и в подтверждение своих слов с силой обняла его руками и ногами и извернулась так, что оказалась сверху.

Теперь я — королева ситуации.

Целовала его и чувствовала, как он меня хочет. Слышала, как пытается подавить вырывающиеся из груди стоны, когда мои руки путешествуют по его телу. Ощущала теплые ладони на талии, которые вполне по-собственнически начали путешествие под моей майкой.

— Эля, прекрати, — почти молил он. — Нам нельзя этого делать! Ты будешь потом жалеть! Скажешь, что я воспользовался твоей беззащитностью, соблазнил, затащил в постель! Эля, перестань, я ведь не железный!