Мангазейский подьячий - Константин Константинович Костин

брошенный на меня, явственно изменился. Нехорошо так изменился. Нет, в нем не появилась какая-нибудь ненависть, злоба, коварство или еще что-то такое подобное. Наоборот, в нем появилось… уважение, что ли. Если раньше в ее глазах я был чем-то вроде удачливого воришки, то сейчас в ее глазах некий «боярин Викентий» поднялся до уровня равного по статусу. До уровня того, кого надо УЧИТЫВАТЬ. И вот этот учет в ее глазах и появился. Боярыня явно размышляла, куда в своих раскладах можно втиснуть такую интересную карту, как я.

— Ты меня отпустишь? — спокойно спросила она.

Я молча указал на дверь церкви.

— Просто так? Без всяких условий?

— Условия я назвал. Я сказал — ты услышала.

Боярыня вспыхнула лицом, явно припомнив свою минутную слабость перед моими жесткими словами. Вспыхнула — и погасла. Ей бы в покер играть, цены б ей не было…

— Может, дашь одного из своих холопов проводить меня к дому? Ночами в Мангазее небезопасно.

Я спокойно посмотрел на нее. Ах ты ж, лиса Патриеевна… Из тех лис, которых «кумихо» кличут. Можно подумать, я не заметил взгляды, которые она бросала на моих девчонок, на мою команду. Морозова определенно не понимала, кто это такие, как мы связаны друг с другом, и своим вопросом осторожно прощупывала почву, пытаясь это понять. А заодно и понять — кто же я такой? Сам по себе я такой ловкий или за мной кто-то стоит? Ну что ж, придется притворяться, что я — не просто невезучий подьячий Разбойного Приказа, влипший в боярские интриги, как лягушка в мясорубку, а некий хитроковарный продуман, ведущий свою таинственную игру с некими загадочными целями.

Одиночку — сметут, перед членом группы — остановятся. Ну, или хот бы поостерегутся.

— Небезопасно, — чуть улыбнулся я, — Для боярыни.

Ага. Для менталистки, которая одним движением бровей может любую гопоту связать в три узла. Да она голышом с мешком золота через всю Русь может пройти, без всякого риска. Ну, если, конечно, на другого боярина не наткнется.

Что, боярыня Морозова, глазки-то сощурились на секундочку? Так и осталось непонятным: холопы это мои, дворяне ли или какие-то люди, которые помогают мне во имя неизвестно чего. Думай-думай, ломай голову. Чем гуще пыль — тем проще скрыться.

— Вопрос у меня к тебе есть, — наконец сказала она, — Ответишь?

— А зачем мне это? — снова полуулыбнулся я. Улыбайтесь, это всех раздражает. А еще улыбка говорит о том, что вы спокойны и полностью контролируете ситуацию. В отличие от вашего собеседника.

— Я дам слово, что не трону тебя.

— Слово боярыни Морозовой? Осетровские, наверное, то же ему верили.

— Нет! — Морозова взвилась, я ненароком угодил в больное место. Похоже она и вправду гордилась своим честным словом, — Как раз Морозовы никогда ничего Осетровским не обещали! Мы потому и были выбраны… и выбрали их, потому что никаких договоров между нашими родами не было. И клятвопреступления не было бы тоже.

Интересно, я-то сумел удержать покерфейс? Ведь такая оговорочка промелькнула, такая… Что все мои планы могут похериться.

— Так я могу задать вопрос?

— Можешь, — усмехнулся я уголком рта.

— И ты на него ответишь?

— Отвечу, — другой уголок.

Боярыня задумчиво посмотрела на меня.

— Ответишь правду? — наконец уточнила она.

— А вот это будет зависеть от вопроса.

Во время разговора мы потихоньку смещались к ее резному креслу, так и торчащему посреди церкви. И Морозова уже почти было нацелилась усесться в него, но я преспокойно обошел ее и уселся сам. Закинул ногу на ногу и посмотрел на нее добрым взглядом. Еще одна проверочка, может быть, даже машинальная. Уступи я ей место, как требовали годы воспитания в двадцать первом веке — и оказался бы в положении подчиненного. Не фактически, но психологически.

— Добрый хозяин гостям сесть предложит, — произнесла она, остановившись рядом со мной.

— Добрый гость незваным не приходит.

Морозова постояла несколько секунд, неподвижно, как вбитый гвоздь, даже не качнулась.

— Зачем тебе Тувалкаин? — спросила она, — Ведь второго Источника у тебя нет?

Как я вовремя зубами клацнул, придерживая свой болтливый язык… Который чуть не выдал, что Тувалкаина у меня-то и нет вовсе.

— Нет, — усмехнулся я, — Совсем нет.

Судя по снова чуть сощурившимся глазам, Морозова заподозрила, что у меня где-то припрятан целый склад Источников.

— Венец… — тихо произнесла она, думая о чем-то своем, — Но… Даже если и так…

Она снова посмотрела на меня:

— Для кого ты его похитил?

— Для себя.

— Врешь, — уверенно сказала она, — ты же не сумасшедший, чтобы решить, что сможешь сам…

Боярыня еще раз перевела на меня взгляд, на мое спокойное, безмятежное лицо с легкой улыбкой — надеюсь, все же легкой, а не дебильной — и тихо охнула:

— Не может быть! Ты точно сумасшедший! Тебя не примет никто! А удержаться ты не сможешь, у тебя ни рода, ни людей, ни силы!

— А у тебя есть и род и люди и силы, — согласно кивнул я, — Но это ТЫ стоишь передо МНОЙ.

Интересно, для чего ей был нужен мастер-артефакторщик? Легко прикидываться, что у меня есть какие-то глобальные планы на него, делая загадочное хлебало, но все же — за кого она меня принимает? Вернее, какие планы я, по ее мнению строю?

— Не вздумай, — серьезно сказала Морозова, — Это не угроза, боярин Викентий. Не по рту кусок хочешь откусить, рот порвешь.

— Даже очень большой кусок можно съесть, если откусывать от него понемногу.

Я прям как восточный мудрец: произнес некую глубокомысленную невнятицу, а желающие пусть разыскивают в ней тот самый глубокий смысл, пока не утонут. А ты сидишь, в позе Конфуция, весь такой мудрый-премудрый. И фиг тебя знает, был ли вообще в твой словах смысл, хоть глубокий, хоть мелкий.

— Отдай! — явно нашла какой-то Морозова, — Отдай Тувалкаина! Я двадцать лет его заставить не могла, думаешь, что ты справишься?! Отдай и Богом клянусь — по правую руку от меня встанешь!

— Ответы и вопросы закончены, — я встал, — Добро пожаловать отсюда.

Она проследила взглядом направление, которое указывал мой палец. Взгляд уперся в церковную дверь. Боярыня тяжело вздохнула:

— Когда поймешь, что… Приходи ко мне. Мое предложение все еще будет действовать. И — я поклялась,