Отравленная страсть - Сергей Бакшеев

– Женя, – как-то совсем безнадежно вымолвил Калинин.

Евгения напряглась, глядя на дверь, глаза смотрели холодно и жестко. За стенкой что-то стукнуло, скрипнула доска под грузным шагом, хлопнула наружная дверь.

– Ушел, – спокойно констатировала Женя, поднялась, безупречные ножки ловко юркнули в трусики.

Я тоже стал одеваться.

– А где же платье? – удивилась Женя.

– Там осталось.

Мы вышли из парилки. Расправленное платье лежало на скамье. Мне стало грустно. Я представил состояние Калинина после этой находки.

– Заметил.

– Он нас не видел! – твердо произнесла Женя.

– Догадался.

– Это ничего не значит.

– Неудобно. Может, нам во всем признаться?

– Я сама решу этот вопрос, – строго оборвала Евгения, подбирая волосы.

Вместо вольно распущенных прядей от ушей в стороны торчали два озорных хвостика. Я невольно улыбнулся:

– Ты похожа на примерную школьницу.

– Это мой боевой прикид, – серьезно сообщила она. – Не нравится?

– Есть женщины, которым идет любая прическа. Я попытался ее обнять. Она отстранилась:

– Нужно идти.

Мы вышли из бани. Показалось, что стало прохладнее. Где-то вдали беззвучно сверкнула молния, через пару секунд докатились глухие раскаты грома. Я с наслаждением втянул свежий воздух:

– Похоже, будет гроза.

– Хорошо бы. – Женя посмотрела в ночное небо и странно улыбнулась. А я подумал, что между нею и непредсказуемой стихией есть что-то общее. Она быстро чмокнула меня и сказала: – Ты иди по тропинке, а я лесом. Подойдем к дому с разных сторон, так будет лучше.

Юркая фигура тут же скрылась за кустами, не дав мне возможности возразить.

Я брел по дорожке и пытался разобраться в сумбуре эмоций, нахлынувших в последний час. Я приехал сюда, чтобы спасти Калинина и выявить убийцу. Нет! Я приехал в охотничий домик, чтобы спасти Женю от ложных подозрений. Или я здесь для того, чтобы выпутаться из неприятной истории самому? А может, я согласился на поездку, чтобы раздразнить ее? Вариантов много, но только одно не подлежало сомнению – я безумно люблю Евгению Русинову. Лучше ее нет никого! И после сегодняшнего вечера, после того пронизывающего счастья, что я здесь испытал, других женщин для меня не существует.

Я подходил к углу дома и мучительно прикидывал, как объясню все Ирине. И так и этак выходило подло.

Вдруг в стороне что-то грохнуло. Взметнулись уснувшие птицы. Беспорядочное хлопанье крыльев, шелест задетых веток, разноголосые неприятные крики. Выстрел! Несомненно, это был выстрел из охотничьего ружья. Кто-то пальнул по птицам ради удовольствия? Но сразу послышался стон. Сначала неясный, потом отчетливый, с обрывками слов.

Стонал терзаемый болью человек. Стонал в той стороне, куда ушла Женя.

По искаженному стону нельзя было определить, кто страдает: мужчина или женщина. Первая страшная мысль – что-то случилось с Женей.

Я бегу по тропинке, огибаю дом. Поляна перед верандой. Со ступенек сбегает Ирина, она кричит. Кричит недоуменно, односложно, как оперный певец, разогревающий голос. Она устремляется к автомобилям.

– Ира! – Я догоняю ее.

– Тиша, там… – Она беспомощно тычет пальцем в сторону автомобилей и шлепается мне на грудь.

– Что там?

– Там… стреляли.

– Кто? Куда?

– Там… Юрий Борисович.

– Он стрелял? – дальнейшее произнести страшно. «В Женю?»

Но Ира больше не может говорить. Я слышу хруст веток за автомобилями и опять стон, но ничего не вижу. Из окна второго этажа высовывается Вадим:

– Что случилось?

На крыльце дома появляется кухарка. Она скидывает белый фартук и бежит на стон мимо нас. Я пытаюсь двигаться за ней. Ирина цепляется за мою рубашку и дрожит. Приходится ее обнять и успокоить, мы огибаем «Волгу». Здесь темно, свет от веранды почти не доходит. Оба автомобиля отбрасывают длинные тени.

У кромки леса лежит человек, над ним на коленях стоит Женя в светлом платье. Она жива, какое счастье! Эта первая мысль заслоняет общую картину.

Но потом приходит понимание, что стряслось нечто непоправимое. Рядом с лежащим человеком суетится Татьяна. В ее руке появляется фонарик. На редкость предусмотрительная кухарка.

Желтый пучок света выхватывает искаженное болью лицо Юрия Борисовича. Глаза зажмурены, рот перекошен, на висках обильный пот. Его руки на животе, фонарь сдвигается туда, Ирина вскрикивает, прячась за меня. В желтом пучке света мы видим, как окровавленные пальцы зажимают большую рану, клочки рваной одежды влипли в разодранные шматки кожи, кровь неумолимо разбухает между пальцами. Луч фонарика долго дрожит на ужасной ране.

Я почему-то сразу успокаиваюсь. Неясное напряженное ожидание сменяется некоторой определенностью. Значит, яда сегодня не будет. Вместо яда Калинин получил заряд крупной дроби. Стреляли с близкого расстояния. Судя по всему, вот из-за тех кустов. Но кто?

Фонарик переползает на фигуру Русиновой. Я невольно смотрю на Женю. Бледное лицо, закушенная губа, сузившиеся глаза.

– Никому не двигаться! – жестко произносит Татьяна. У нее даже голос изменился.

Я ничего не понимаю. Наоборот, надо бежать, звать на помощь, вызывать «скорую», милицию. Что себе позволяет шустрая кухарка?!

Пальцы Татьяны задумчиво въезжают в пышную прическу. И вдруг белый шар волос с пришпиленным козырьком сползает вниз. Рука отшвыривает парик, кухарка встряхивает головой. Черные короткие волосы ложатся на привычное место, и я с изумлением узнаю следователя прокуратуры Татьяну Воронину. Только обесцвеченные ресницы смотрятся неестественно на строгом лице.

– Да, это я. – Воронина посмотрела на меня с брезгливой улыбкой тонких губ. – Решила за вами понаблюдать. Знала, что-нибудь подобное обязательно сегодня случится. Кто свидетель?

Ирина вздрогнула, еще сильнее вцепилась в меня. Воронина почувствовала ее слабость, уперлась жестким взглядом:

– Говори!

– Мы сидели с ним на веранде, – промямлила Ира. – Юрий Борисович был очень расстроен. Потом его кто-то позвал.

– Откуда?

– Отсюда, из кустов.

– Как позвал?

– Очень тихо позвал, я почти не слышала. Мне показалось, сказали «Юра». И он сразу пошел. Скрылся за машиной, и тут… бабахнуло.

– Голос! Чей был голос? – наседала следователь.

– Не знаю. Тихо все было.

– Женский или мужской?

– По-моему – женский. Да, женский!