Воровская честь - Джеффри Арчер

Кохен посмотрел на Краца, но в это время сзади послышался голос:

— Он говорит, что мы должны проехать в начало очереди.

— Почему? — спросил с подозрением Крац. Азиз повторил вопрос служителю.

— Нас пропускают без очереди на основании письма, подписанного Саддамом.

— И кому мы должны быть обязаны этим? — спросил Крац, которого все ещё не покидали сомнения.

— Биллу Орейли, — сказал Скотт, — который очень хотел поехать с нами, но ему дали понять, что в Ираке нигде не достать бочкового «Гиннесса».

Крац кивнул, и сержант, следуя указаниям таможенника, выехал на полосу встречного движения и повёл грузовик в начало очереди, от которого их отделяли две мили. Следовавшим навстречу машинам приходилось съезжать на обочину, чтобы не столкнуться лоб в лоб с мадам Бертой.

Когда до пограничного поста оставалось несколько метров, навстречу им выскочил разъярённый служитель таможни, размахивая кулаком в воздухе. На выручку к ним вновь пришёл Азиз, посоветовавший Крацу показать письмо.

Одного взгляда на подпись оказалось достаточно, чтобы кулак сменился приветствием.

— Паспорта, — сказал служитель.

Крац протянул три шведских и один иракский паспорта с двумя красненькими бумажками в каждом. «Никогда не платите больше, чем принято, — предупреждал он свою группу. — Это только вызывает лишние подозрения».

Паспорта были унесены в маленькую будку, изучены, проштампованы и возвращены с неким подобием улыбки. Шлагбаум на иорданской стороне поднялся, и грузовик двинулся к иракскому контрольно-пропускному пункту, находившемуся на удалении в одну милю.

Двое президентских гвардейцев приволокли Аль-Обайди в зал ревсовета и бросили на стул в нескольких метрах от длинного стола.

Он поднял голову и увидел за столом двенадцать человек, составлявших Совет революционного командования. Никто из них не встретился с ним взглядом, за исключением государственного прокурора.

Что он сделал такого, чтобы его схватили на границе, заковали в наручники, бросили в тюрьму, оставив лежать на каменном полу, и даже не дали воспользоваться туалетом?

Все ещё в костюме, который надел в дорогу, он сидел теперь в собственных экскрементах.

Саддам поднял руку, и на лице прокурора появилась улыбка.

Но Аль-Обайди не боялся Накира Фаррара. Он не только не был виновен в приписанных ему грехах, но имел информацию, в которой они нуждались. Прокурор медленно поднялся со своего места:

— Вас зовут Хамид Аль-Обайди?

— Да, — ответил Аль-Обайди, глядя прямо на прокурора.

— Вы обвиняетесь в предательстве и краже государственной собственности. Признаете себя виновным?

— Я не виновен, и Аллах тому свидетель.

— Тогда он не будет возражать, если я задам вам несколько простых вопросов.

— Я буду рад ответить на любой из них.

— Вернувшись из Нью-Йорка в начале этого месяца, вы продолжали работать в министерстве иностранных дел. Правильно?

— Да, правильно.

— И одной из ваших обязанностей была проверка состояния дел с санкциями ООН?

— Да. Это входило в мои обязанности как заместителя посла при ООН.

— Вполне очевидно. И когда вы проводили эти проверки, вам попадались некоторые предметы, на которые эмбарго было снято. Я прав?

— Да, вы правы, — уверенно сказал Аль-Обайди.

— Был ли среди таких предметов сейф?

— Был.

— Когда вы узнали об этом, что вы предприняли?

— Я позвонил в шведскую фирму, которая изготовила сейф, чтобы уточнить его состояние и включить эти данные в свой отчёт.

— И что вы обнаружили?

Аль-Обайди заколебался, не уверенный, все ли было известно прокурору.

— Что вы обнаружили? — настаивал Фаррар.

— Что сейф в тот день был получен и вывезен господином Риффатом.

— Вы знали этого господина Риффата?

— Нет, не знал.

— И что вы предприняли дальше?

— Я позвонил в министерство промышленности, так как у меня сложилось представление, что они отвечают за сейф.

— И что они сообщили вам?

— Что с них эта ответственность была снята.

— Они сообщили вам, кому она была передана? — спросил прокурор.

— Я не помню точно.

— Ну что ж, давайте попробуем освежить вашу память — или мне позвонить постоянному секретарю, которому вы звонили в то утро?

— Мне кажется, он сказал, что они больше не отвечают за него, — пробормотал Аль-Обайди.

— Он сказал вам, кто отвечает за него?

— Мне кажется, он сказал, что документы на него вроде бы переправлены в Женеву.

— Вам, наверное, будет интересно узнать, что официальное лицо, о котором идёт речь, представило письменное свидетельство, подтверждающее именно этот факт.

Аль-Обайди опустил голову.

— Итак, что вы сделали, узнав, что документы отправлены в Женеву?

— Я позвонил в Женеву, где мне ответили, что посла нет на месте. Тогда я оставил сообщение, — Аль-Обайди несколько приободрился, — и попросил его перезвонить мне.

— Вы действительно рассчитывали, что он перезвонит вам?

— Я полагал, что он перезвонит.

— Вы полагали. И что вы указали в своём отчёте в деле по санкциям?

— В деле по санкциям? — переспросил Аль-Обайди.

— Да. Вы составляли отчёт для своего преемника. Что вы указали для него?

— Я не помню, — сказал Аль-Обайди.

— Тогда позвольте мне напомнить вам ещё раз. — Прокурор взял со стола тонкую коричневую папку:

«Министерство промышленности отправило документы по этому вопросу непосредственно в Женеву. Я звонил нашему послу там, но не смог связаться с ним. Таким образом, я ничего не могу предпринять со своей стороны, пока он не перезвонит мне. Хамид Аль-Обайди».

— Это писали вы?

— Я не помню.

— Вы не помните, что сказал вам постоянный секретарь; вы не помните, что писали в своём собственном отчёте, когда государственная собственность могла быть похищена или хуже того… Но я вернусь к этому позднее. Может быть, хотите убедиться, ваш ли это почерк? — Прокурор подошёл и сунул ему в лицо лист бумаги. — Это написано вашей рукой?

— Да, моей. Но я могу объяснить.

— Это ваша подпись стоит внизу страницы?

Аль-Обайди наклонился вперёд, разглядел подпись и кивнул.

— Да или нет? — рявкнул прокурор.