Смерть - дело одинокое - Рэй Брэдбери

— Подожди! — Я зажег последнюю спичку и,пригнувшись над ней, чтобы не погасла, пристально следя за огоньком,придвинулся вплотную к куче, в которой было не меньше полутонны рукописей,визитных карточек, разорванных конвертов.

Я прикоснулся спичкой к куче в нескольких местах, и бумагазагорелась.

— Черт тебя подери! Чего ты хочешь?

— Всего лишь номер телефона. Ничего больше. Заметь, ядаже адреса не прошу, так что увидеть этого типа, выследить его я не смогу. Ноесли ты, ублюдок, не скажешь мне номер его телефона, я все тут спалю к чертямсобачьим.

С удовольствием я услышал, что голос у меня звучит громчеобычного децибел на десять. Это Фанни бушевала у меня в крови. Множество другихумерших кричали вместе со мной, всем им хотелось вырваться наружу.

— Давай номер! Сейчас же! — закричал я. Огоньначал расползаться.

— Вот дерьмо! Затопчи огонь, дам я тебе этот проклятыйномер!

Я начал отплясывать на горящей бумаге, заструился дым, и ктому времени, как мистер Янус, редактор, два лика которого смотрели в разныестороны, разыскал номер, записанный в его блокноте, пожар закончился.

— Держи, будь ты проклят. Вот этот несчастный номер:Вермонт, четыре-пять-пять-пять. Записал? Четыре-пять-пять-пять.

Я зажег еще одну, уже самую распоследнюю спичку, вчитываясьв карточку, которую он сунул мне под нос.

«Кто-то, кто любил тебя», — значилось на ней и номертелефона.

— Ну! — завизжал редактор.

«Фанни, — подумал я, — теперь его песенка спета».

Видно, я произнес эти слова вслух, потому что лицо редакторавспыхнуло, и он обдал меня слюной.

— Чего ты добиваешься?

— Чтобы меня убили, — ответил я, сбегая вниз.

— Надеюсь, так и будет! — крикнул он мне вслед. Яоткрыл дверцу такси.

— Счетчик тикает как бешеный, — сообщил Генри сзаднего сиденья. — Хорошо, что я богатенький.

— Сейчас я вернусь.

Я знаками попросил шофера подъехать к телефонной будке науглу, а сам бросился к ней бегом. У меня долго не хватало духа набрать номер,боялся — вдруг действительно ответят!

А что можно сказать убийце, если звонишь ему в такое время,когда ужинать пора?

Я набрал номер.

«Кто-то, кто любил тебя давным-давно».

Ну кто бы стал отвечать на такой дурацкий призыв?

Да любой, если бы увидел эти слова в трудную минуту. Голосиз прошлого, он напоминает о знакомых прикосновениях, теплом дыхании у твоегоуха, о страсти, поражающей, как удар молнии. Кто из нас устоит, услышав этотголос в три утра? А может, вспомнишь об этом призыве, когда проснешься вполночь, разбуженный чьим-то плачем, и окажется, что плачешь ты сам, слезыльются по твоим щекам, а ты даже не заметил, что ночью тебе приснился дурнойсон.

«Кто-то, кто любил тебя…»

«Где сейчас она? Где он? Неужели еще жив? Быть того неможет! Столько времени прошло. Тот, кто любит меня, неужели он где-то живет идышит? А вдруг? Не позвонить ли? Я ведь тут, попробую».

Я три раза набрал номер, потом вернулся и сел рядом с Генрина заднее сиденье, — он все еще слушал счетчик.

— Не расстраивайся, — сказал он. — Счетчикменя не волнует. На меня еще лошадок хватит, так что денежки не уйдут. Иди,дитя, позвони еще раз.

И дитя пошло.

На этот раз где-то далеко-далеко, как мне показалось — вневедомой стране, трубку снял тот, кто сам назначил себе день похорон.

— Да? — проговорил голос. Я замер, но наконецвыдавил:

— Кто это?

— Ну, если вопрос стоит так, то кто это? -тот жеосторожный голос.

— Почему вы так долго не подходили к телефону? — Яслышал шум проезжающих машин на том конце провода.

Значит, это автомат в каком-нибудь переулке. «Черт! —подумал я. — Он поступает так же, как я. Пользуется ближайшей платнойуличной будкой, как своим номером».

— Ну что ж, если вам больше нечего сказать… —проговорил голос.

— Подождите! — воскликнул я, а сам подумал:

«Голос мне знаком, дайте-ка вслушаться как следует». —Я увидел в «Янусе» ваше объявление. Вы не могли бы мне помочь?

То, что я волнуюсь, пришлось по вкусу другому концу провода— мой собеседник перестал осторожничать.

— Я могу помочь кому угодно, когда угодно и гдеугодно, — беспечно проговорил он. — Вы что, из этих…, из одиноких?

— Что? — воскликнул я.

— Вы один из…

«Одинокие» — так он сказал, и вопрос решился.

Я снова был у Крамли, он погрузил меня в прошлое, я ехал встаром трамвае, под дождем, на поворотах раздавался страшный скрежет. Голос надругом конце провода был тот же, что в ту дождливую ночь, полвека назад, голос,твердивший о смерти и одиночестве, об одиночестве и смерти. Я запомнил этотголос, а сеанс гипноза с Крамли вернул его мне с такой силой, что голова чутьне раскололась, сейчас же я слышал его в трубке. Не хватало одной детали. Я всееще не знал, кому этот голос принадлежит. Он был так знаком, фамилия вертеласьу меня на кончике языка, но…

— Продолжайте! — отчаянно крикнул я. На другомконце, что-то заподозрив, замерли. И вдруг я услышал сладостные звуки, ставшиеза полжизни родными.

На другом конце провода шумел дождь. Но самое главное — тамревел прибой, все громче и громче, все ближе и ближе, я почувствовал, что онподкатывается к моим ногам.

— Господи! Да я знаю, где вы! — вскрикнул я.

— Ничуть не бывало! — сказал голос, и трубкуповесили.

Но недостаточно быстро. Я дико смотрел на трубку, зажатую уменя в кулаке.

— Генри! — заорал я.

Генри, устремив глаза в никуда, выглянул из такси.

Забираясь в машину, я упал.

— Генри, ты и дальше со мной?

— А как же я без тебя? — ответил Генри. —Скажи водителю, куда нам.

Я сказал. Мы двинулись.

Такси остановилось. Стекла в нем были опущены. Генривысунулся наружу, и его голова с обращенным вперед лицом напоминала изваяние,украшающее нос какого-то темного корабля. Он принюхивался.